Можно пожалеть историков, которые будут изучать российские 90-е годы по массовой печати, по записям телепередач. Наши дни покажутся им каким-то дантовым адом, где не было места нормальным людям. Это все равно, что пытаться составить представление о жизни Европы 50-х по подшивкам тогдашней «Правды» — вы решите, что кроме забастовок, преступности, роста цен и ежечасного обнищания трудящихся там ничего не происходило. Не всякий сильный человек такое выдержит. Слишком доверчивые рискуют душевным здоровьем. Одна тетя, поклонница «Общей газеты» , не выдержала и сочинила письмо в любимый орган (а тот, симптоматично, с радостью напечатал): «Родина-уродина! Если бы ты была человеком, я бы дала тебе веревку, чтобы ты скорее повесилась!»
Есть такая милая порода журналистов — идет ли речь о безопасности движения, выгодах подключения к Интернету, зарядке для беременных, открытии охотничьего сезона или выставки цветов, они смело начинают так: «В наши дни всеобщей разрухи, межнациональных конфликтов и полного беспредела, уместно ли говорить о таких пустяках, как беременность (безопасность движения, Интернет и т. д.)?» На ТВ в этом месте положено скорчить особо постную мину, после чего можно переходить к делу. Под занавес нужно снова ввернуть что-либо эдакое — вне всякой связи с обсуждавшимся вопросом. Выбор эдакого невелик. Ну, скажем: «Как заметил еще Петр Первый (Нестор Летописец, игумен Даниил, старец Филофей, Столыпин, Распутин), в России две беды — дураки и дороги» . Другой вариант: «Чем заняты россияне? — спросили у Державина (Ломоносова, Суворова, дедушки Крылова, Козьмы Пруткова, Кузьмы Крючкова) — «Воруют»» — ответствовал поэт (герой)» . Третий, и едва ли не последний: «Как сказал Чаадаев (Симеон Полоцкий, Феофан Прокопович, Карамзин, Есенин), умом Россию не понять» . Впрочем, вот еще один, совсем незаезженный ход: «Потерпев закономерный крах, остается лишь задавать вечные российские вопросы «Кто виноват?» и «Что делать?»»
Публицистика плохая, совсем плохая и опасная
Не менее, чем репортажам, сходный настрой присущ публицистике. Е.Тоддес («В ответ Стивену Коэну» , Русская мысль, 30.1.97) дает оценки, приложимые ко многим мастерам этого жанра. Они «идеологически сентиментальны и, пытаясь оценить положение общества в целом, учитывают только бросающиеся в глаза несправедливости… А поскольку этот взгляд заведомо защищен морально, всякий другой объявляется аморальным — и ангажированным аморальной же властью» . Это, добавлю от себя, почти всё — увы, увы! — на что оказалась способна «нарциссическая и надрывная интеллигентная оппозиционность, порождающая потоки и ливни инвектив, при полном отсутствии какого-либо созидательного начала… Потоки и ливни хлещут во имя истины, добра, красоты, свободы, равенства, братства, социальной справедливости, народа и др. Имеющаяся налицо демократия — больная и некрасивая — годится лишь на то, чтобы ее бичевать, отнюдь не лечить» .
Если бы беда публицистики ограничивалась одним лишь «отсутствием созидательного начала» , с этим можно было бы, погоревав, смириться. К несчастью, налицо начало разрушительное, прежде всего для духа аудитории, для ее настроя на преодоление трудностей.