Мифы о Хельвиге

Червивое море

– Попробуй на вкус эту воду, Хельвиг!
Видится мне, забрели мы в чужое море.
Каждый молится теперь и гадает,
какой народ или зверь здесь хозяин.
Ты мало скитался в рабстве по заграницам?
Решил отдать свой народ в шестипалые руки?
Фирболги поганые с волчьими головами
правят землей, что лежит впереди…
От голода сдохнуть не лучше, чем от хлыста.
Не говори, что тебя направляют боги.
Твое самодурство известно даже богам,
а люди идут за тобой, потому что привыкли.
Мы помним тебя на корме со спокойным лицом,
но посмотри в подвижное зеркало воды:
отражение твое изуродовал ужас,
и волна ударяет о борт лодки, как мертвая голова.

– Фергус, заткнись! Захлопни глаза!
Не смотри на ветер – ты ему помешаешь.
Он знает лучше, чем я, как распорядиться
нашей жизнью.

– Наши женщины стали страшны от цинги
и, завидев мужей, тряпьем прикрывают губы.
Младенцев живьем пожирает северная мошка,
и мы вынуждены их хоронить, опуская в море.
Посмотри, как они плывут, обескровленные,
словно бычьи пузыри вслед судам…

Есть новости хуже:
мы вошли в червивые воды, Хельвиг!
Скоро один за другим корабли станут трухою,
источенные полчищами древесных червей.
Царь, нам нужна передышка. Нам нужен берег.
Позволь дружине своей развязать глаза.
Пусть кому-нибудь повезет увидеть землю.
– Волхвы нагадали мне день постройки судов,
число людей, что я возьму с собою.
В океан я вышел в назначенный час
согласно букве пророчества.
Если бабы бросаются в воду вослед мужьям,
я готов их спасти, чтоб не нарваться на месть.
В сегодняшних бедах вини глупую вашу любовь,
но не меня.

Я годами глядел в смыкающийся горизонт,
слышал запах костров на другой стороне земли.
Опустите весла, забудьтесь целебным сном.
Не ищите дороги, когда ее нет.

– Снег выжигает глаза, как негашеная известь.
а это пространство скоро охватит лед.
И мутные волны, застывшие на бегу,
вонзятся в борта кораблей.
От голода ты свихнешься первым, Хельвиг, —
потому что ты всегда был сумасшедший.
Я вижу, как ты греешь руки в моем животе,
и выдыхаешь над костром из обломков мачт
морозный пар людоедства.
Змеиным гнездом обернутся тебе мои кишки,
отравленные горячкой твоих фантазий.
Черви точат не только дерево, но и сердце.
И перед смертью я рассмеюсь тебе в лицо,
первооткрыватель…
Черствый снег, растопленный в грязных ладонях,
ты будешь пить вместо обещанного вина.

– В этом море течет река с теплой водой.
Мы вошли в эту реку. Значит, зимы не будет.
Скоро, словно щенков к материнскому брюху,
наш флот прибьет к благословенной земле.
И тюленьим жиром мы пропитаем суда.
И запасемся грузом копченой дичи.
И успокоим сердца жертвенным дымом.

– Даже древесной коры не найдешь ты
в снежной пустыне,
даже рыбья чешуя истлела в червивой воде…
– Вы уснете, а мне суждено не спать.
Через топор в сосновой колоде перевернуться,
выпить из звериного следа горькой воды,
всю ночь рыскать для вас, недоверчивых, волком.
С младенчества мертвецы наблюдают за мною,
мой брат давно стал у них государь.
Вы присягали нам обоим!

Сохатого приволоку к зимовью в своей пасти,
зайчатиной будете брезговать – зажретесь,
в соболиных шубах вам щеголять по болотам,
словно по ярмаркам.
Господь даст нам рыбы, выдры в своих зубах
лосося нам принесут,
в час отлива в вырытых ямах палтус останется.
Море на берег выбросит Фаститоколона,
гиганта, поросшего водорослями и песком.
Топорами рубить нам его, словно вражью ватагу,
по пояс стоя в кровавом мясе.

Остров Мельницы встанет за землею Кита,
острова Нерожденных Детей, Стекла и Облака,
потом земля Пирамид с черепами праотцов,
высоких, будто кувшины из Миклагарда…
Каждый остров возьмет наши дыхания,
и потом, бездыханные, мы прибудем на Норумбегу,
и деревянные волчьи морды на штевнях
возвысятся над ее молочным песком.
Вы снимете повязки со своих глаз,
забудете отчизну и женщин,
когда волк выйдет на берег из леса,
бросить к вашим ногам виноградную гроздь.