Мифы о 1945 годе

А если какую-то молодую немку из городка, через который прошла советская воинская часть, прижал в углу немецкий дезертир, она что — так и кричала об этом на всех углах или сваливала всё на «русских варваров»?

Однако основная часть изнасилований совершалась, как я понимаю, всё же обычными солдатами и офицерами, не сумевшими сдержаться.

Но так ли много было этих случаев? По официальным данным политуправления 3-го Украинского фронта, на территории Австрии их было допущено нашими военнослужащими не более двадцати одного за март месяц 1945 года. Наделе их было, конечно, намного больше, но даже если считать, что стал известен лишь один случай из десяти, реальная цифра — примерно двести случаев.

Сделаем скидку на то, что в Австрии ожесточённость боёв была невысокой по сравнению с непосредственно Германией, и вероятность насилия русских там была объективно ниже. Приняв вполне корректный коэффициент 5, получим до одной тысячи изнасилований в самой Германии за месяц.

Конечно, даже несколько тысяч случаев — это уже массовое явление. Тем более — несколько десятков тысяч случаев. Однако с учётом всего приходится удивляться не тому, что в Германии в 1945 году имели место достаточно массовые (на уровне нескольких тысяч) изнасилования немок русскими, а тому, что их было так немного.

Вот две ситуации, с темой связанные не прямо, но — прочно.

Во время Висло-Одерской операции у польского села Ветковице был подбит Ил-2 лётчика-штурмовика В.В. Шишкина. Сев на вынужденную рядом с немецкими окопами, Шишкин и его воздушный стрелок A.B. Хренов сразу же приняли бой. Огнём бортовых пулемётов они уничтожили более пятидесяти солдат, а когда патроны кончились, отстреливались из пистолетов. Хренов был убит, тяжело раненный Шишкин взят в плен. Злость немцев была понятна — этот русский со своим товарищем только что уложил половину полноценной роты! Не было бы удивительным, если бы Шишкина тут же расстреляли. Однако вышло омерзительно: Шишкину выкололи глаза, отрезали язык, сожгли до костей ступни ног, а на спине вырезали пятиконечную звезду.

Такая, увы, цивилизация…

Месть солдата — что бы ни творил враг — должна быть обращена на вооружённого врага. Он лишил тебя всего? Сражайся, воюй без страха! Но не палачествуй над ним. И что должны были чувствовать наши бойцы, отбив у немцев труп Шишкина?

Кто-то мог и срываться — в ответ.

Но женщины и дети — это свято. И Красная Армия — взятая в целом как историческое, социальное и нравственное явление — так и воевала! Я обращусь ещё раз к воспоминаниям уже известного читателю дважды Героя Советского Союза лётчика Савицкого:

«В конце апреля КП танковой армии генерала Богданова, которую мы прикрывали, перебазировался в район города Нейруппин. Двигались небольшой колонной. Впереди Т-34, за ним бронетранспортёр, где разместились мы с начальником штаба армии генерал-лейтенантом Радзиевским (в период Берлинской операции Алексей Иванович Радзиевский был ещё генерал-майором. — С.К.), следом штабные машины и в конце колонны ещё четыре танка. Мы с Радзиевским ехали, высунувшись из люка и глядя по сторонам.

Вошли в какое-то селение и двинулись по узкой улочке… Вдруг из одного домика… выбежала немолодая уже женщина. Правую руку она держала за спиной. Поравнявшись с нашим бронетранспортёром, женщина размахнулась и бросила гранату. Граната упала по ту сторону дороги в кювет и взорвалась, не причинив нам никакого вреда. Командир машины, коротко выругавшись, вскинул автомат. В ту же секунду к женщине подбежал мальчик лет семи-восьми и прижался к ней, обхватив обеими руками.

Выстрела не прозвучало. Не замедляя хода, мы проехали мимо. Весь эпизод занял не более десяти секунд».

Рассказав об этом эпизоде, Савицкий приводит интересные мысли, сравнивая боевую мораль русских и немцев:

«Вот ведь, подумалось мне тогда, нервы на взводе, а хватило же танкисту тех нескольких мгновений, которые потратил мальчонка на расстояние, отделявшее его от матери, чтобы оценить обстановку и справиться с собой. Как у всякого хорошего солдата — а плохие до апреля 45-го не дотянули, — у командира нашей машины сработал инстинкт самозащиты. Секундой позже включилось сознание, которое подсказало: опасности больше нет. Есть только фанатичка-немка и рядом с ней ни в чём не повинный ребёнок. И верх взяла простая жалость. Простая, но доступная далеко не всем. Нетрудно догадаться, как поступил бы в подобном случае немецкий солдат…»

Догадаться было действительно нетрудно, о чём сам же Савицкий далее и написал:

«За редчайшим исключением, реакция гитлеровцев была однозначна: кара. Беспощадная и неминуемая. Смерть всем без разбора — старикам, женщинам, детям.

А ведь у немецкого солдата вслед за инстинктом тоже включалось сознание. Как же иначе? Но включалось только для того, чтобы изыскать способ отомстить за страх, который он только что испытал…»