Мифы о 1945 годе

Но даже если принять записи всех девяти немок за достоверные, то всё равно суммарная цифра изнасилованных уменьшается до 560 тысяч (9/32(2 млн. = 0,56 млн.). Приняв интернациональный коэффициент «демократической» лжи за 10, получим цифру в 56 тысяч изнасилованных, что, судя по объективным данным, тоже завышено в разы, но уже ближе к реальности.

Об «идейном обосновании» миллионных же цифр позаботился доктор Геббельс. Ещё не сгоревший в бензиновом пламени, он говорил так: «В отдельных деревнях и городах бесчисленным изнасилованиям подверглись все немецкие женщины от 10 до 70 лет. Кажется, что это делается по приказу сверху, так как в поведении советской солдатни можно усмотреть явную систему».

Система в поведении наших войск на территории Германии действительно была, и определялась она, например, Директивой Ставки ВГК командующим войсками и членам Военных советов 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов об изменении отношения к немецким военнопленным и гражданскому населению от 20 апреля 1945 года. Это был, пожалуй, последний, но далеко не первый документ такого рода.

Сталин и Антонов требовали «обращаться с немцами лучше». Директива поясняла: «Жёсткое обращение с немцами вызывает у них боязнь и заставляет их упорно сопротивляться, не сдаваясь в плен. Гражданское население, опасаясь мести, организуется в банды. Такое положение нам не выгодно…»

Директива предписывала в районах Германии западнее линии Одер — Нейсе (то есть в тех районах, которые Сталин не предполагал передать Польше) «создавать немецкие администрации, а в городах ставить бургомистров немцев», и не преследовать рядовых нацистов.

Третьим и последним пунктом в директиве стояло: «3. Улучшение отношения к немцам не должно приводить к снижению бдительности и панибратству с немцами».

22 апреля 1945 года Военный совет 1-го Белорусского фронта на основании Директивы Ставки ВГК издал свою обширную директиву ВС/00384, где, к слову, о пресечении жестокого насилия, в том числе по отношению к женщинам, даже не говорилось. И не потому, что такое насилие допускалось, а потому, что оно не было значимым, массовым.

Наиболее массовым и подлежащим пресечению явлением было «изъятие у оставшихся немцев их личного имущества, скота, продовольствия, незаконные самозаготовки продовольствия и мяса, самовольный сбор брошенного немцами бытового имущества» и т. п.

А соблазны, надо сказать, были велики: в занимаемых войсками населённых пунктах оставалось много всякого, брошенного уехавшими немцами, — от личных вещей до скота и птицы. И многое так или иначе растаскивалось. Например, в Верхней Силезии — поляками, жившими здесь издавна (в селе Руделак на 22 немецких двора приходилось 48 польских), а также освобождёнными иностранными рабочими и угнанными в рейх советскими гражданами.

Тем не менее, высшее советское командование, начиная с Верховного Главнокомандующего, не только не ориентировало наши войска на вседозволенность, а напротив — запрещало её, не говоря уже о насилии. Уже 4 апреля 1945 года член Военного Совета 1-го Украинского фронта генерал-лейтенант Крайнюков сообщал начальнику Главпура РККА Щербакову:

«Во второй половине марта войсками фронта занято на территории Германии 10 городов…

Большинство немецкого населения… самостоятельно эвакуировалось или насильно угнано немецкими властями в глубь Германии…

Во все занятые города назначены военные коменданты, которые вводят жёсткий оккупационный режим для немецкого населения, наводят строгий военный порядок для военнослужащих Красной Армии…

Военные советы армий ведут решительную борьбу против мародёрства и изнасилования немецких женщин».

Тогда же, 4 апреля, Крайнкжов докладывал в Москву и о том, что:

«Остаётся до сих пор не разрешённым вопросом снабжения продовольствием рабочих, больниц, детских домов и домов престарелых (обращаю внимание на характер перечня! — С.К.),а также городского немецкого населения.

Немецкое население ряда городов, таких как Беутен, Глейвиц, Грюнберг и других, голодает, часть пухнет и умирает от голода.

Разумеется, это не может не повлиять на настроение немецкого населения и отношение его к Красной Армии…»

Однако после только что закончившейся зимы, в условиях динамичного наступления и напряжения сил непросто было и самой Красной Армии. Так, весной 1945 года 3600 бойцов полмесяца не могли отправиться на фронт из львовских госпиталей из-за отсутствия обмундирования. Молодых бойцов из пополнения 1-го Украинского фронта можно было встретить в действующих частях «в плохой обуви, без гимнастёрок и нательного белья, в различных куртках вместо шинелей».

За месяц до победоносного окончания войны!