Мифы о 1945 годе

Подсчёт голосов в Англии, о котором говорил Бирнс, производился после парламентских выборов 26 июля 1945 года. Ко дню выборов премьер Англии Черчилль уехал в Лондон, а после выборов он стал экс-премьером, и его сменил в Потсдаме лейборист Эттли. Поэтому спешка Трумэна была, казалось бы, понятна — он хотел иметь под серьёзным документом звучную подпись Черчилля. Не совсем понятным было то, почему нас о намерении Трумэна не известили заранее, на что Молотов и указал. По стенографической записи:

«Молотов говорит, что советская делегация передала свою просьбу (отложить опубликование декларации. — С.К.)немедленно после получения декларации.

Бирнс отвечает, что текст декларации был передан представителям печати вчера в 7 часов вечера.

Молотов говорит, что советская делегация получила текст декларации после 7 часов вечера…»

Эта история имела продолжение на следующий день, 28 июля 1945 года. Почти сразу после того, как Трумэн открыл десятое заседание глав правительств, слово взял Сталин. Далее — по стенографической записи:

« Сталин. Я хотел сообщить, что мы, русская делегация, получили новое предложение от Японии. Хотя нас не информируют как следует, когда какой-нибудь документ составляется о Японии (шпилька эта адресовалась, конечно, Трумэну. — С. К.),однако мы считаем, что следует информировать друг друга о новых предложениях. (Оглашается на английском языке нота Японии о посредничестве.) В этом документе ничего нового нет. Есть только одно предложение: Япония предлагает нам сотрудничество (умел-таки Сталин иронизировать. — С.К.).Мы думаем ответить им в том же духе, как это было прошлый раз (в письме Лозовского от 18 июля. —С./С.).

Трумэн. Мы не возражаем.

Эггли. Мы согласны.

Сталин. Моя информация окончена».

Насмешливое резюме Сталина «В этом документе ничего нового нет. Есть только одно предложение: Япония предлагает нам сотрудничество» точно отражало суть позиции Японии в отношении СССР — по сути в ней ничего не изменялось. Япония вместо полного пересмотра своей «русской» политики хитрила и ловчила.

А если бы в ноте Японии было что-то новое? И не просто «что-то», а весомое и существенное новое? Стал бы

Сталин тогда всего лишь публично иронизировать по поводу этого конкретного нового? И так ли уж с ходу он отказался бы от этого нового, сразу же оглашая японскую ноту на заседании глав правительств?

Ведь Трумэн тоже хитрил. Подпись Черчилля была знаменита, но после 26 июля 1945 года реальный весв мировой политике имела скромная подпись мало известного Эттли, за которым теперь, а не за Черчиллем, стояла мощь Британской империи.

То есть Трумэну можно было денёк-другой и подождать. И посоветоваться со Сталиным при этом. А Трумэн просто поставил Сталина перед фактом. И отговорился тем, что Сталин, мол, пока войну не ведёт, значит — ему и знать не надо, что янки делают, чтобы эту войну закончить.

С одной стороны, такой шаг Америки — с учётом того, что он был сделан в месте, где присутствовал и Сталин — делал Россию как бы почти обнародованным и почти официальным союзником США и Англии в действиях против Японии. Чего ещё пока не было.

С другой стороны, отсутствие в Декларации ссылок на Россию как бы намекало милитаристской Японии — капитулируй перед идеологически близким Западом, чтобы Западу не пришлось вновь — как против Гитлера — брать в компанию русских коммунистов.

Но палка ведь всегда о двух концах. Коль Трумэн повёл себя так, то и Сталин тогда мог бы сказать: «Раз вы с нами не советуетесь по поводу Японии на том основании, что мы ещё с ней не воюем, то, может быть, нам и вообще начинать войну не стоит?»

Однако сказать так, или подуматьтак, русский вождь мог бы и имел бы право только в том случае, если бы у него на руках была не абстрактная «воля императора», а были такие деловые предложения Японии, потенциал которых смог бы удержатьСССР от вступления в войну на стороне союзников.

Япония же вместо дела разводила турусы на колёсах.

Даже в конце июля 1945 года.

Так при чём здесь Россия и Сталин?