Мифы, легенды и предания кельтов

Итак, Балор, король фоморов, узнал от друидов, что он будет убит собственным внуком. Единственным его ребенком была юная Этлин. Чтобы обмануть судьбу, он, подобно греческому Акризию, отцу Данаи, запер ее в высокой башне на скалистом мысу Тор-Мор, что на острове Тори. Он поручил дочь опеке двенадцати нянек, которым было строго приказано позаботиться о том, чтобы она не только не увидела лица мужчины, но вообще не знала, что на свете бывают существа другого пола. Так Этлин росла и наконец превратилась – как это обычно случается с заключенными в башню принцессами – в девушку невероятной красоты.

В то время в Ирландии жили три брата – Мак Кенфелад (Киан), Мак Самтан и кузнец Гавида (Гоибниу, великий мастер ирландской мифологии; его образ соответствует германскому Кузнецу Вёлунду). У Киана была волшебная корова; она давала столько молока, что охранять ее приходилось весьма тщательно.

Балор решил завладеть этой коровой. Однажды Мак Кенфеладу и Мак Самтану понадобилось отправиться в кузницу, чтобы отковать оружие; они взяли с собой для этой цели особую сталь. Мак Кенфелад вошел в кузницу, а Мак Самтан остался следить за коровой. Тут появился Балор, принявший облик маленького рыжего мальчика, и сообщил, что братья внутри якобы составляют заговор: сковать свои мечи из чудесной стали, а для Мак Самтана оставить обычный металл. Мак Самтан в великом гневе бросился в кузницу, оставив мальчика охранять корову. Естественно, Балор тут же перенес ее на остров Тори.

Мак Кенфелад-Киан решил отомстить за обиду и обратился за советом к женщине-друиду по имени Бирог. Вдвоем – причем Киан в женском платье – они перенеслись через море, и Бирог объявила служанкам Этлин, что они потерпели кораблекрушение, спасаясь от преследователей, и попросили убежища. Их впустили; и пока няньки, заколдованные Бирог, спали, Киан сумел добиться расположения Этлин. Когда женщины проснулись, Киан и Бирог уже исчезли; но через какое-то время открылось, что Этлин в тягости. Боясь гнева Балора, няньки убедили ее, что все это был всего лишь сон; однако в положенный срок принцесса разрешилась от бремени тремя сыновьями.

Балор узнал об этом и в ярости приказал утопить младенцев в море. Слуга завернул детей в полотно, но по дороге булавка раскололась, и один из них упал в маленький залив, и по сей день называемый бухта Булавки. Двое других были надлежащим образом утоплены, и слуга сообщил, что выполнил свою задачу.

Но Бирог спасла упавшего в залив мальчика и перенесла его в дом его отца, Киана, который в свою очередь передал его на воспитание брату-кузнецу; мальчик выучился кузнечному делу и всем ремеслам. Это и был Луг. Когда он немного подрос, Племена богини передали его на воспитание Дуаху Темному, королю Великой Равнины (Волшебной Страны, или Страны Живых, которая в то же самое время является Страной Мертвых), и там Луг жил, пока не возмужал окончательно.

Разумеется, именно Лугу было суждено спасти Племена богини Дану от рабства. Рассказ о его приходе содержит явные намеки на его солярную природу, и, подобно Аполлону, он предстает как верховное божество всего людского знания, а также искусств и врачевания. Однажды он пришел предложить свою службу Нуаду Серебряная Рука, и, когда страж у ворот королевского дворца в Таре спросил его, что он умеет, Луг отвечал, что он плотник. «Ты нам не нужен, – сказал привратник, – есть уже у нас плотник, Лухта, сын Лухайда». – «Спроси меня, я кузнец», – сказал Луг. «Есть между нами кузнец», – отвечал привратник. «Спроси меня, я герой». – «Ты нам не нужен, у нас уже есть один, Огма». Луг продолжает перечислять все ремесла и искусства, какие может вспомнить, – он и филид, и арфист, и чародей, и врачеватель и т. д., и каждый раз слышит, что лучший из лучших уже имеется при дворе Нуаду. Наконец Луг говорит: «Пойди и спроси своего короля, есть ли при нем человек, что искусен во всех этих ремеслах сразу. Если же найдется такой, я покину Тару»[65]. После этого Луга допускают во дворец, и он получает прозвание Самильданах, «мастер на все руки»; другое его имя звучало как Луг Лавада, Луг Длинная Рука. Как указывает де Жюбенвилль, здесь уместно вспомнить о некоем галльском божестве, которое Цезарь отождествляет с Меркурием, «создателем всех ремесел». Ирландский миф подтверждает это свидетельство и сообщает кельтское имя данного божества.