Мифы и рифы летнего отдыха, или Крымское ревю

– Ну уж нет! Помогите мне слезть. Я её одну не оставлю!

– Да прохулка-то всиво час.

– Да хоть два! Вы что, меня не понимаете? – начала заводиться мать-героиня. – Как я оставлю одну семилетнюю девочку среди мужиков и лошадей?

– Да вы не бойтесь. С ней ничего не случится.

Мать было раскрыла рот, чтобы изречь сакраментальную фразу, но осеклась. Перед её глазами предстало изумительное по своей красоте зрелище.

Из-за поворота вылетел жеребец цвета тёмного шоколада, на котором сидели двое: абрек в спортивных штанах и абсолютно счастливая девица уже с распущенными белокурыми волосами.

«Когда успела?» – с умилением подумала мать, следя глазами за движением этого трио.

– Мама! – радостно выкрикнула девочка и помахала рукой.

И мама осталась далеко позади. На своём флегматичном Драконе. Во главе конного каравана.

Страх понемногу улетучивался, она даже начала улавливать ритм движения грациозного животного. Скованное тело потихоньку расслаблялось. Наша героиня проговаривала про себя: «Оп-ля, оп-ля», привставая на стременах. И даже украдкой трогала шею лошади, горячую и влажную. И была счастлива.

«У счастливых людей глупое выражение лица, – рассуждала она. – Я бы даже сказала, чуть туповатое. Потому что расслабленное: каждая мышца прогибается и ложится туда, куда вздумается». Путешественница оглянулась – лица её спутников вполне подходили под данное ею определение.

Все ехали молча, изо всех сил сдерживая ликование. И только дочь в обнимку со спортивным абреком не стеснялась в выражении своих эмоций: «Мама! – орала она. – Мама, как здорово! Это мустанг! Это Билл! Это море!» Лошадь поднималась на дыбы, наездник её осаживал, летели брызги, девочка становилась мокрая по уши и хохотала, хохотала.

Мать и дитя были счастливы.

Дорога от моря до конефермы показалась вдвое короче. Лошадей пустили в галоп по Капсельской долине. Горячий ветер обжигал лицо, под ногами неслась земля, наездница ощущала себя единым целым с пышущим жаром животным.

Спешившись, она погладила Дракона по морде, потрясла одной ногой, другой. Обняла подбежавшую к ней дочь и на полусогнутых начала спускаться к вилле под неумолкаемое щебетание юной наездницы: о Билле, о Мустанге, о лошадях-альбиносах, о том, что здорово. И вообще.

Рифы воспитания

Вообще между матерью и дочерью творилась любовь. Как правило, кратковременная, если соотносить её с периодами взаимоизучения. Мать ратовала за доверие, но проверять последствия этого доверия никогда не забывала. Её личный детский опыт подсказывал, что обходных путей в осуществлении поставленной родителями задачи – великое множество. Главное – выбрать самый неожиданный, дабы окончательно сбить мать и отца с толку. Сама она это умела, поэтому многие её детские каверзы для уже постаревших родителей оставались тайной за семью печатями.

Искушённая в вопросах заметания следов, наша героиня никогда не ленилась просчитать варианты дочернего поведения. И обычно расчёт оказывался верным, а дочь в бешенстве орала: «Откуда ты всё это знаешь? Тебя же там не было!»

Но, бывало, случались проколы, обычно связанные с утратой бдительности размякшей в любви мамашей. Так и на этот раз:

– В бассейн, маленькое чудовище, не лезь.

– Ну, ноги-то помочить можно?

– Не можно.

– Мама, все мочут! Одна я как дура.

– Мне всё равно, что делают все. Ты поняла?

– Поняла, – буркнул ограниченный в правах ребёнок.

Когда дочь испарилась в направлении бассейна, мать каким-то седьмым чувством поняла – обманет! Поэтому, выждав время, подпоясалась и двинулась на поиски правды. А правдоискательство никому ещё счастья не приносило и жизнь не облегчало.

Правда была такова: принаряженная девочка стояла на одной ноге на краю бассейна и, балансируя, бултыхала другой в воде, при этом даже не сняв обувку.

Застав дочь на месте преступления и выдав ей по первое число, мамаша возвращалась к своему корпусу и думала: «Какая мерзость!» Ей хотелось жить с дочерью в любви и согласии, в доверии и понимании. И хотя она прекрасно понимала, что так не бывает, ей всё равно было больно, потому что перед глазами стояла миленькая девочка с лисьими повадками. Это было воплощение жизнестойкости и конъюнктурности – качеств, бесспорно, полезных для жизни. Мать же предвкушала «прелести» подросткового периода. Его она боялась, ибо видела разное.

«Как хочется ударить. Наотмашь», – зажмурившись, представляла она себе сцены избиения младенца. Наверное, радовалась самой мысли отмщения. Но в реальности чётко понимала – НЕЛЬЗЯ! Лицо – персона. Вообще доверие исчезнет.

Порой мать-страдалицу посещала мысль: «Может, она – тупая?» В пользу тупости, по мнению матери, говорило многое. Ребёнок обескураживал родительницу абсолютной неспособностью понимать собственную выгоду: не пройдёт насморк – не будет моря, не будет мороженого, не будет ещё чего-нибудь. А потом она вспоминала, что дочери всего семь лет, что девочка импульсивна и обуреваема страстями и что она очень непосредственна в своих детских хитростях и правилах.