Мифриловый крест

— Не губите, ваши священства, — заголосил дед. — Простите скудоумного, что не углядел вовремя и честь не оказал. Они не виноваты, — он махнул рукой назад, туда, где стояли на коленях остальные возницы, — лишь на мне едином вина ибо сказано… — он задумался, — короче на мне одном вина, а младые си безвинны. Младые си, — повторил он со вкусом.

— Погоди, дед, — не понял я, — ты что это несешь? Как ты мог увидеть мой крест, если он под одеждой?

Дед состроил подчеркнуто идиотическое выражение лица и я понял, что все предыдущее было спектаклем, рассчитанном на… на что? Что мы с Усманом не будем гневаться на то, что не получили положенных почестей? А с чего нам гневаться?

— Какой сейчас год? — спросил Усман.

— Засушливый, — с готовностью ответил дед, — только-только и собрали хлебушка, чтобы с голоду не сдохнуть да подати заплатить. С Божьей помощью, — добавил он и состроил такое ангельское лицо, что стало сразу понятно, что хлеба в этом году собрали все-таки несколько больше.

— Какой год от рождества христова? — уточнил Усман.

— Как какой? — не понял дед.

— Сколько лет прошло с тех пор?

— Ой, много! Так много, что и не упомнить! Страсть как много!

— Ты грамотный?

— Никак нет, ваше священство! Закон блюдем свято. И никто из моих ни-ни, ни в коем разе, спаси господи.

— Кто сейчас правит страной?

— Анператор.

— Как зовут?

— Его анператорское величество Николай Александрович Вторый.

Усман повернулся ко мне и растерянно произнес:

— Ничего не понимаю. Если правит Николай Второй, здесь должна быть железная дорога.

Он снова повернулся к деду:

— Где железная дорога?

— Не могу знать, ваше священство. Окромя вот этой вот дороги, других не ведаем.

— Понятно… А скажи-ка мне, дед, вот что. Кто в вашей деревне помещик?

— Его сиятельство боярин Евпраксин, Аристарх Львович.

— Параллельный мир, — сказал я.

— Что? — не понял Усман.

— Это не прошлое, это параллельный мир. У нас во времена Николая Второго крепостного права уже не было.

— Значит это прошлое параллельного мира. Или это не тот Николай Второй. Ладно, поехали в эту Михайловку, здесь от них все равно больше ничего не добьешься. И вот еще что, — он обернулся к аборигенам. — Смотрите сюда.

Усман лениво размахнулся расслабленной рукой и резко ударил по краю телеги. Кусок горбыля шириной с пол-ладони и толщиной в палец с хрустом разломился.

— Если кто-то дернется, — сказал Усман, — и я подумаю, что этот кто-то хочет завладеть нашим оружием, с ним будет так же. Понятно?

Аборигены дружно закивали, мы погрузились на подводы и двинулись в путь. Дебилоподобный мужик пересел на первую телегу, мальчишка — на вторую, а третью оккупировали мы втроем с Усманом и дедом.

7

Деда звали Тимофеем, мужика — Устином, а мальчишку — Федором. Устин был сыном деда, а Федор, соответственно, внуком. Я отметил, что первые буквы имен следуют в алфавитном порядке и сказал это деду, но тот то ли не знал, что такое алфавит, то ли смертельно боялся обнаружить свое знание. Кажется, в этом мире крестьянам запрещают учиться грамоте. Почему?

Дед Тимофей ответил на этот вопрос обстоятельно и со знанием дела.

— А зачем хрестьянину буквы знать? — спросил он и сам себе ответил. — Незачем. Одна беда от этой грамоты простому человеку. Ничего хорошего для простого человека в буквицах этих нет и быть не могет.

— А как же библию читать? — спросил я.

Дед так перепугался, что, казалось, стал вдвое меньше.

— Да что вы говорите, ваше священство! — забормотал он. — Нешто мы совсем темные? Мы же знаем, что библию читать токмо вашим священствам дозволено, а нам, темным, запрещено наистрожайшим образом.

— А с чего ты взял, что мы священники? — подал голос Усман.

— Как это с чего? Вон у товарища твоего крест на груди. Нешто не ясно?

— Разве обычные люди не носят кресты? — удивился я.

— Да как можно! — дед зашелся от негодования. — Святотатство и богохульство!

— А как у вас к мусульманам относятся? — спросил Усман.

— К бусурманам? Да никак. Люди как люди, только вера у них другая.

— Поганая? — уточнил Усман.

— Ну да, поганая, языческая, то есть.

— Как же это языческая? Языческая вера — это когда богов много, а у мусульман бог един.

— Не знаю я, — вывернулся дед, — я человек темный, святым делам необученный. Слыхал я, что бусурманская вера поганая, а правда то или нет, мне неведомо. Может, и неправда. А ежели хотите порасспросить кого, так вам в Троицк надо, это по московской дороге два дня пути и один день в сторону, на запад. Там монастырь стоит, там вам монахи на все вопросы и ответят, — дед загадочно хихикнул.

— А сколько народу в Москве живет? — спросил я, сам не знаю зачем.

— Тьма-тьмущая, — лаконично ответил Тимофей.

— А точнее не знаешь?

— А кто ж его знает точнее? Много там народу, больше, чем в Серпухове, в Подольске и в Троицке, вместе взятых, вона как много!

— А что у тебя в мешках, что на первой телеге? — спросил Усман.

Дед Тимофей замолчал, будто прикусил язык. Потом он нехотя произнес:

— Значит, разбойники.

— Да не разбойники мы никакие! — возразил Усман. — Просто интересно, что, спросить нельзя?