Мифриловый крест

Лестница изрыгнула очередную порцию проклятий и где-то вдалеке гулко затопали сапоги. Кто-то спешил на помощь.

— Чип и Дейл, — пробормотал я и засмеялся.

А потом подумал "а что мне терять, собственно?" и запел.

Я начал петь "Дальше действовать будем мы", но не успел еще допеть первый куплет, как за второй решеткой появилось подкрепление в лице двух монахов, на этот раз, видимо, для разнообразия, одетых в серые рясы. Скудное освещение не позволяло разглядеть их лица.

— Семка, господи тебя накажи! Чего свистишь? — рыкнул один из монахов голосом терминатора.

Семка выронил свисток и начал объяснять заплетающимся голосом:

— Ваше преподобие… чернокнижник… не губите…

При слове "чернокнижник" монах поднял голову и увидел меня. Коротким жестом он оборвал Семкино словоизвержение и воцарилась полная тишина. Несколько секунд я чувствовал на себе мрачный взгляд этого неподвижного серого изваяния, потом изваяние заговорило:

— Ты действительно чернокнижник?

— Никак нет, ваше преподобие, — ответил я и лучезарно улыбнулся.

— Как ты здесь оказался?

— Его отец Афанасий… — начал объяснять Семка, но серый силуэт цыкнул на него и Семка умолк.

— Затрудняюсь сказать, — сообщил я и улыбнулся еще раз.

— Ты мне глазки не строй! — рявкнул серый. — Отвечай быстро, внятно и по делу.

Я состроил серьезное выражение лица, я представил себе, что передо мной стоит не загадочный серый монах, а подполковник Сухостоев, бывший мой замкомполка по строевой. Стоило мне только подумать об этом, как сработал рефлекс, вбитый двумя годами муштры, я выпрямился и застыл по стойке "смирно". Серый удовлетворенно крякнул.

— То-то же, — пробурчал он. — Две недели по двести поклонов в день. И еще пять нарядов вне очереди. А когда протрезвеешь, зайдешь к отцу Иоанну на покаяние, я прослежу. И чтобы молитвы не орал больше! Здесь тебе не лавра какая-нибудь! Беда с этими учеными…

— Ваше преподобие! — пискнул Семка. — Разрешите обратиться!

— Не разрешаю, — отрезало ваше преподобие и серые силуэты стали таять в полумраке, удаляясь.

— Но это же чернокнижник! — завопил Семка, проигнорировав запрет начальника. — Его красные братья в спячке принесли, а он ожил и на нем ряса отца Афанасия!

Серая гора снова явилась из сумрака.

— Это правда? — спросило преподобие.

— Никак нет, — ответил я, — я не чернокнижник. Я только подозреваюсь в чернокнижничестве.

— Издеваешься? — догадался серый. — Где ученый?

— Там, — я показал рукой назад.

— Отойди от решетки, — приказал серый.

Я отошел.

— Дальше!

Я сделал еще шаг назад.

Силуэт монаха совершил неясное шевеление, дальняя решетка поднялась и на освещенной части сцены появились два новых персонажа.

Серый монах был воистину огромен, больше всего он был похож на Арнольда Шварцнеггера в роли Конана-варвара, только еще больше и страшнее. И еще, в отличие от Конана, его большие серые глаза светились какой-то неясной внутренней силой, напомнившей мне Коннора Макклауда. Наверное, таким же был взгляд Сталина.

Второй монах выглядел сильно уменьшенным подобием Микки Рурка в фильме про ирландских террористов. Молодой, симпатичный, но какой-то совсем не мужественный, тем не менее, он выглядел опасным. Так опасна гремучая змея или мелкая собачка, натренированная по схеме "укуси и отскочи".

Оба персонажа вошли в пространство между решетками, большой монах пошевелил губами и задняя решетка опустилась, острые пики, которыми увенчивались нижние концы вертикальных прутьев, вошли в углубления в полу и решетка снова стала несокрушимой стеной, отделяющей тамбур от остального здания. Похоже, что эта решетка управляется магией. А значит, чтобы выбраться отсюда, нужно подобрать заклинание… нет, мне отсюда точно не выбраться.

Большой монах хмуро посмотрел на меня исподлобья и зашептал что-то неразборчивое. Крест отметил, что творимая волшба вредоносна и направлена на меня, но недостаточно сильна, чтобы крест не смог ее нейтрализовать. Я поинтересовался, что это за волшба, но крест сообщил, что этот вопрос выходит за рамки его компетенции.

"А ведь это выход", — подумал я и медленно опустился на четвереньки, состроив обиженное лицо. Далее я представил себе, что я — Рэмбо, которого пытают враги и скорчил несколько соответствующих гримас, после чего расслабленно улегся на пол.

— Он притворяется, — сообщил маленький монах мягким и мелодичным тенором.

Воцарилось напряженное молчание. Потом большой спросил:

— Ты уверен?

— Уверен.

— Попробуй ты.

Неразборчивый шепот. Голос маленького:

— Нет, ничего не получается. На него не действует слово.

— Темный святой? — саркастически усмехнулся большой.

— Надеюсь, что нет. Может, у него амулет…

— Тогда пойдем отсюда. Кто его знает, на что он способен. Думаю, владыка не рассердится, когда я ему доложу. Случай слишком серьезный.

Снова шепот и я услышал, как дальняя решетка поднимается.

— А ты куда собрался? — рявкнул серый.

— Я… а… а что… — запищал Семка.

— А то! Пока смена не кончилась, стой здесь! А потом…

— Отец Амвросий, — вмешался маленький монах, — устав запрещает накладывать взыскания на часового.

— … после узнаешь, — закончил мысль большой.