Мифриловый крест

Я провел рукой по ее телу, наши губы встретились, а потом мы растворились друг в друге и я понял, почему в библии это называется "познать". Мы действительно познали друг друга и то, что случилось, не идет ни в какое сравнение с тем, что было до этого.

А когда все закончилось, я понял, что все и в самом деле закончилось. Приключения подошли к концу, впереди замаячила нормальная размеренная жизнь, и это хорошо. Особенно в компании Лены.

16

Я сидел на краю пропасти, далеко внизу тонкой лентой извивалась Брахмапутра, а рядом сидел субъект, широко известный в узких кругах под кличкой "четырехглазый". Это был маленький и плюгавый индус, он не носил очки, его кличка имеет совсем другое происхождение. Индусы говорят про очень умного человека, что у него есть третий глаз, так вот у четырехглазого есть не только третий глаз, но и четвертый.

— Вот так ты можешь стать неуязвимым для почти любой магии своего врага, — подытожил свою речь Четырехглазый. — Обрати внимание на слово "почти", твоя неуязвимость не будет полной, заклинания, связанные с дезинтеграцией пространства, по-прежнему представляют для тебя опасность, и кольца всевластия, которые Тиаммат таскает из своего Средиземья, смогут пробить этот барьер, будучи накоплены в достаточном количестве.

— Разве кольцо всевластия не одно-единственное? — удивился я. — И разве этот хоббит не утопил его в нужнике?

Четырехглазый снисходительно улыбнулся.

— Когда творишь миры, для тебя нет большой разницы, сотворить один мир или два. И еще нет большой разницы, какой именно мир творить. Насколько мне известно, Тиаммат сотворила Средиземье не по Толкину, а по мотивам одного из фанфиков, а это значит, что ей доступно гораздо больше возможностей.

— Понятно. Спасибо, Четырехглазый. Можно спросить одну вещь?

— Спрашивай.

— Зачем ты показал мне это заклинание? Не боишься, что я когда-нибудь применю его против тебя?

Четырехглазый снова снисходительно улыбнулся.

— Из двух слабых бойцов побеждает сильнейший, из двух средних — умнейший, а из двух сильных — тот, кто прав. Лет через пятьдесят ты убедишься, что магическая сила не имеет большого значения.

— А что имеет?

— Правота. Уверенность. Вера в себя и в свое правое дело.

— Сила в правде, брат, — пробормотал я и нервно хихикнул.

— Да, сила в правде, — согласился Четырехглазый, — и это не шутка.

— Ирония здесь неуместна?

— Ирония уместна везде. Ты можешь посмеяться над собственной верой?

— Было бы над чем смяться.

— Вот именно. Вера, выраженная в словах, не есть вера. Христос, в которого верит Лена, не зря сказал, что вера внутри, а снаружи лишь лицемерие и фарисейство. Вот только сделать второй шаг не смог никто из его последователей.

— Какой второй шаг?

— Вера, выраженная в словах, не есть вера. Если ты не можешь посмеяться над своей верой, то твоя вера связана словами, а это значит, что ее нет, потому что истинная вера словами не выражается. Ты просто веришь, что ты веришь, а это совсем другое. Если твоя вера крепка, ее не поколеблет ничто, включая твои собственные сомнения. Кто сильнее верил в торжество разума — Бруно или Галилей?

— Полагаешь, Галилей?

— Конечно. Знаешь, почему? Потому что он допускал, что может ошибаться. Если ты одеваешь на глаза шоры какого-то одного учения, если ты закрываешь глаза для любой другой истины, твоя вера недолго сможет двигать горы. А со временем она съест сама себя.

Я важно кивнул.

— Не это ли происходит сейчас с Иисусом? — спросил я.

— С каким еще Иисусом?

— Ну, с Бомжом.

— А ты уверен, что Бомж и Иисус Христос — одно и то же лицо?

— А что, нет?

— Кто знает, — Четырехглазый загадочно улыбнулся. — Истина в глазах смотрящего, единая и абсолютная истина существует лишь для тех, кто ее ищет, и она всегда недостижима. Каждый видит крохотный кусочек картинки, и кто может поручиться, что я вижу основное, а ты второстепенное? Я тоже могу ошибаться.

— Но ты считаешь, что Бомж — не Христос? А кто он тогда?

— Понятия не имею. Да и какая разница? Важно только то, что он верит в то, что он Христос, а кто он — узурпатор, убедивший в собственной правоте даже самого себя, или мессия, изменившийся до неузнаваемости за две тысячи лет — кого это волнует? Был ли Кир Великий чудом спасшимся принцем или гениальным пастухом — это перестало быть важным, когда мидийский царь склонился перед властителем новой империи.

— Ты застал это? Сколько тебе лет, Четырехглазый?

— Не отвлекайся, Сергей. Кстати, не мешало бы придумать тебе прозвище, а то как-то нехорошо, выделяешься из коллектива. Но вернемся к нашим… гм… к нашему разговору. Я сильно сомневаюсь, что Бомж — это Иисус Христос.

— Почему?

— Ты читал христианское священное писание?

— Читал.

— Давно?

— Давно. И не все.

— Открою тебе тайну — там ничего не написано про то, каким путем мессия явится в мир. Там сказано только одно — он промчится, как молния, с востока на запад. И все. Все домыслы насчет того, что он родится человеком — позднейшие наслоения.

— Но во всех книгах… и фильмах…