- Любой стих - молитва, - отрезал Сидор. - Откуда ты, Сергей? Где ты родился, как ты стал тем, чем стал, откуда у тебя эти пистолеты, в конце концов?
Я глубоко вздохнул и начал рассказывать. Я рассказал почти все, я только не называл имен и умолчал о планах на будущее. Но Сидор и так все понял.
- К митрополиту идешь сдаваться… - понимающе протянул он. - Может, ты и прав, когда на тебя такая облава идет… постой, так ты, что, и есть тот самый чернокнижник?
Я скромно потупился.
- Я не чернокнижник, - сказал я, - я за всю жизнь ни одной колдовской книги и в глаза не видел.
- Это неважно. Читать умеешь? Молитвы творить можешь? Духовное звание есть? Нет! Значит, чернокнижник.
- Тогда выходит, чернокнижник, - согласился я.
- Вот именно. А что там за белое сияние было?
- Черт его знает. Монахи какую-то тварь наколдовали, большую, белую и какую-то… слепящую, что ли…
- Ангел… - выдохнул Сидор и перекрестился. - Ты что, с настоящим ангелом управился?
- Не знаю, ангел это был или не ангел, - раздраженно проговорил я, - только как я его пулями нашпиговал, так он и лопнул, словно пузырь мыльный.
- А как же мертвь? Мертвь была?
- Какая еще мертвь?
- Говорят, что если ангела убить, то вокруг мертвь разливается. На целую версту вокруг все живое гибнет, а потом в нетленные мощи обращается.
Я пожал плечами.
- Что-то такое было.
- А как же ты? Почему ты еще жив?
- Есть у меня одна вещь… короче, на меня чужое волшебство почти не действует.
- Крест святой? - догадался Сидор. - Разве это не сказки? Значит, не сказки… Тогда все понятно, он тебя оберегает и он же силу дает. А сам ты словом не владеешь, правильно?
Я кивнул.
- Значит, чернокнижник… - Сидор, казалось, размышлял вслух. - Слушай, Сергей, а на хрена тебе митрополит? Облава стороной прошла, теперь тебя ловят в лесу в зверином облике, в Москве тебе бояться нечего. А с твоим крестом, да с пищалями этими мы и лесное княжество основать сможем. Станешь лесным епископом, обложишь данью пару уездов, будем жить, как баре. А потом, глядишь, и монастырь свой организуем…
- А потом откроют на нас с тобой большую охоту и поминай как звали рабов божьих.
- Точно, - согласился Сидор. - Но каков соблазн… Ладно, пошли спать, утро вечера мудренее.
11.
К Серпуховской заставе мы подъехали уже вечером. Впрочем, подъехали - это слишком сильно сказано, ехали мешки, а мы шли пешком рядом с телегами. Здесь это основной способ перевозки тяжелых грузов.
Достойно удивления, как увеличиваются расстояния, стоит только перейти от современного транспорта к лошадям и телегам. Я всегда думал, что в средние века конный путник покрывал за день 150-200 верст, но оказалось, что это далеко не так. Трудно найти лошадь, которая могла бы бежать рысью весь день и не сдохнуть к вечеру, а еще труднее найти человека, который без веских причин согласился бы на такую бешеную скачку. Ямщики не в счет - у них люди и лошади меняются на каждой станции, но ямщики возят только государеву почту, никакой другой груз не окупит затрат на столь быструю перевозку. Вот и получается, что дорога от Харькова до Москвы занимает почти месяц.
Московские предместья оказались такой же патриархальной клоакой, как и Подольск. Только свиньи больше не валялись в лужах, да еще исчезли с улиц полуголые дети. Но это не потому, что столица сильно культурнее, чем провинция, а потому, что лужи замерзли и ни одна здравомыслящая свинья не покинет относительно теплый хлев ради сомнительного удовольствия поваляться на голом льду.
Сама застава больше напоминала блокпост где-нибудь в Грозном или Гудермесе, чем то, что находится в этом месте в моем родном мире. Ни гигантского перекрестка, окруженного со всех сторон автомобильными пробками, ни сверкающей башни налоговой инспекции, выстроенной на самый маленький в Европе подоходный налог (если не считать Швейцарии, о которой реклама стыдливо умалчивает), ни подавляющей своими размерами развязки третьего кольца, ни трамвайных путей, разрезающих площадь пополам. А если повернуть голову налево, виден овраг на том месте, где в моей Москве пролегает переулок "прощай, подвеска", являющийся кратчайшим путем с Шаболовки на Севастопольский проспект.
Дорогу перегораживал шлагбаум из цельного бревна толщиной с ногу взрослого человека, сейчас этот шлагбаум был отодвинут в сторону и к заставе тянулась длинная очередь груженых телег и пеших путников. Немногочисленные всадники в медвежьих шубах и песцовых шапках проезжали без очереди, они бросали пару слов дорожной страже, иногда в качестве дополнения к словам в замерзшую грязь летела монета. Здесь не было такого ощущения близкой войны, какое не отпускает на чеченских блокпостах, но стрельцы не расслаблялись и службу несли строго по уставу, постоянно бросая по сторонам цепкие внимательные взгляды.