Мифологические поэмы

Если ты хочешь, чтоб Гектора труп растерзали собаки,
тем опозорив его, то узнай: у мидийцев почетным
80 это считается[743], и, коль умершего члены растащат
птицы, — для персов почет. Для костей не используют урны,
а среди многих могил[744] разделяют разъятые члены:
пламя костра поедает тела, но собаки и птицы
делают то же, их плоть пожирая и нам оставляя
85 кости одни. И костер до костей добирается. Гектор
разве того избежит, чтоб в сочащихся жижею тленья
членах его не засох костный мозг? Происходит такое
вечно в могиле любой, только скрытые мраком, в гробнице
кости гниют, а когда на свету оставляют, сочатся,
90 видом своим каждый день оскверняя взоры[745] живущих.
Соорудит Андромаха надгробье пустое[746], причиной
будет оно для слез, в которых Ахилл отказал ей, —
ты ж, благородный Пелид, истребитель троянцев, навеки
славу заслужишь себе святотатца, покрывшего скверной
95 члены, еще не остывшие. Портится воздух от трупов,
ими лишенный дыханья живительных ветров; затмится
день, чистоту потеряв, и созвездья ночные не станут
в небе сверкать непорочно, и месяца лик восходящий
мраком покроется, ночь везде загрязнит свод небесный.
100 Феб не нашлет на данайцев болезнь, не погубит их Троя,
жрец Аполлона молить не станет средь лагеря греков
о возвращении дочери[747], — здесь, здесь таится погибель
храбрым, здесь скоро начнется со Смертью кровавой сраженье.
Гектор при жизни жесток был к врагам[748], но вредит еще больше,
105 с жизнью расставшись. Конечно, чуму отвращать от болящих
сам исцелитель-Хирон[749] научил тебя, трогая плектром
струны у лиры, когда ожидались сраженья и битвы;
после уроков войны[750] обучал он игре на кифаре,
знаньем своим усмирив мальчишеский твой неуемный
110 дух после битвы приречной с кентаврами; много добычи
взял ты тогда[751]. Но не знаешь, что запах тлетворный от трупа
отягощает нам воздух, землю, дыхание, ветры?
Люди поэтому мрут, и птицы, и скот, без различья.
Смерть, если ей пренебречь, губит равно живущих и мира
115 благополучие; рушатся вечные связи всевышних
с теми, кто смерти подвластен; межой разделила[752] два мира
матерь природа[753], богов и умерших; не сходятся вместе
трупы людей и эфир, покойник лучей избегает[754]
солнца, в убежище мрака подземного ищет укрытья.
120 Верь мне, увидишь во сне грозный призрак цензора[755]-деда, —
так среди ночи Эак появится в лагере вашем,
голос и жесты его полны будут гнева, жестокой
бранью осыплет тебя, обвинит справедливою речью:
"Разве достойны тебя, небес и моря потомок[756],
125 отпрыск богов, моего Эреба славная поросль[757],
храбрый Ахилл, такие деянья? В костре и в могиле
мертвым отказывать? Прав убитых лишать на сожженье,
на погребенье почетное, их к Ахеронтовым[758] водам
не подпускать? Справедливая жизнь мне открыла дорогу
130 к урне[759], людскую вину, их заслуги испытывать строго, —
ты ж, хоть любимый мой внук, спасенья никак не обрящешь,
к урне приблизившись: маны прощенье дарить не умеют[760],
как не умею я сам, ни царь Минос, ни богом рожденный
кносский судья Радамант, с кем мы в пропасти[761] судим подземной.
135 Имя научат твое ненавидеть, чрез реки пронесши[762],
маны-ты прав их лишаешь[763] на тех, кто уж смертью похищен[764];
держат Патрокла они[765], мешая в Харонову лодку
сесть, чтобы раньше успел пересечь Гектор воды Аида.
Так не пускаем и мы никого перейти через волны,
140 жребий свой там обрести, если не погребен по обряду".