Я. Пропп (1996), не отрицая значения тотемизма, которым он объясняет наличие у египетских богов голов разных зверей и птиц, полагает все же, что многие химеры имели более позднее происхождение. По его мнению, в мифологии народов, находящихся на стадии доклассового родового общества, химер еще нет. «Эти фантастические животные — продукт культуры поздней, когда человек начал терять интимную органическую связь с животными» (с. 346). Эпоха расцвета таких «комбинированных» животных падает на древние государства — Египет, Вавилон, Древнюю Грецию, Китай. В качестве примера Пропп ссылается на превращение змея в крылатого дракона. Действительно, в древних мифологиях европейских народов крылатых драконов еще нет. Слово «дракон» (draco) имеет греческое происхождение и в переводе означает «змея с пронзительным взглядом» (Тресиддер, 1999, с. 119); судя по сохранившимся изображениям древнегреческих драконов, крыльев у них не было. В русских былинах тоже речь идет не о драконах, а о змеях. Змей Горыныч был змеей с несколькими головами. Скандинавский Фафнир, стороживший золото нибелунгов, тоже не имел крыльев. Относительно английских драконов К. М. Бриггс (Briggs, 1977) сообщает, что сначала они были похожи на червей, а сказочные и геральдические драконы с четырьмя ногами, крыльями летучей мыши, чешуйчатым хвостом и т. д. появились позднее в рыцарских романах (то же можно сказать о том драконе, с которым сражался Еруслан Лазаревич).
Не оспаривая эту идею в целом, можно все же заметить, что древние греки, еще не додумавшиеся до крылатых драконов, уже имели множество настоящих химер, в том числе первую Химеру, горгону Медузу, Сциллу, Сфинкса и др. Тем не менее идея сравнительно позднего происхождения многих фантастических животных безусловно заслуживает внимания. Своеобразный рецидив химеротворчества произошел в Европе в средние века — в бестиариях появились такие бестии, каких нет не только в природе, но и в классической мифологии (рис. 69). Идея Проппа оправдывается, даже будучи вывернутой наизнанку, — у оленеводов-эвенков, еще не вполне освоившихся с современной техникой, возникло техногенное чудовище Силавун (см. ниже).
Вообще, со временем многие животные приобрели в воображении людей символическое значение. Змея, пресмыкающаяся по земле и способная внезапно ужалить наступившего на нее ротозея, стала символом всего низменного и коварного, а парящая в небесах птица символизирует нечто свободное и возвышенное. Животные стали символизировать разные стороны человеческого характера — храбрость или трусость, хитрость или простоватость, жадность, похотливость и т. д., что тоже имеет отношение к формированию химер. Один из главных мексиканских богов Кецалькоатль («пернатый змей») считается символом неба и земли. Однако анализировать химер с позиций зоологической символики не очень просто, так как одни и те же животные у народов с разным менталитетом могут символизировать совершенно разные понятия. Так, например, в «Словаре символов» Тресиддера (1999) змее посвящено 6 страниц. Символика этого животного многозначна и противоречива. Первоначально змея была символом дождя и плодородия земли. Потом появилась сексуальная символика — аналогия с пенисом и пуповиной, объединение мужского и женского начала. Змея, периодически сбрасывающая кожу, стала символом омоложения и долголетия, а также целительства — символом бога Асклепия (Эскулапа) и осталась символом медицины до сих пор. Кроме того, змея была атрибутом богини мудрости Афины Паллады. В то же время Ороборо — змея, кусающая свой хвост, — является символом вечности и самодостаточности (но это далеко не все, что сообщает Тре- сиддер о змее). Поэтому при зарождении в воображении людей какого-то чудовища бессознательно подбираются части тела тех животных, которые лучше всего характеризует это фантастическое существо.
Складывается впечатление, что возникновение различных чудовищ не обязательно связано с менталитетом первобытного человека и может базироваться на общечеловеческих свойствах психики. В связи с этим большой интерес представляют взгляды психолога К. Г. Юнга, который ввел в науку понятие «архетип». По мнению этого автора, в сновидениях иногда проявляются элементы, не принадлежащие личному опыту сновидца; эти первообразы (архетипы) являются «первозданными, врожденными и унаследованными от первобытных людей формами разума» (Юнг и др., 1997, с. 66). «Мы зависим в большей степени, чем мы думаем, от посланий, которые получаем с помощью таких символов, оказывающих воздействие на наши убеждения и на наше поведение» (там же, с. 196).