Мифологемы

В таком случае, если мы говорим о богах, значит мы признаем существующую между нами дистанцию, ибо мы превратили их в существительные. Но вспомнив о том, что они являются не существительными и не объектами, а глаголами и процессами, мы сделаем шаг по направлению к воссозданию таинства. Дилемма современного человека как раз и заключается именно в том, чтобы совершить этот шаг, который Уильям Блейк[238] назвал «обновленной невинностью» (reorganized innocence).

Такая невинность во многом была характерной чертой первобытного состояния людей, которые испытывали религиозное переживание. В состоянии трепета они обратились к метафоре, ибо то, что действительно является трансцендентным, не может содержаться в общих понятиях, относящихся к мышлению и чувственному восприятию. Очевидно, такие метафоры имеют следующую тенденцию: когда они переносятся на переживание другого содержания, они застывают, становятся артефактами сознания и уже не воплощают эмпирические образы.

Трудности в передаче изначального откровения приводят к догматизму, возникновению ритуалов и закреплению их в культовой практике.

Опыт [религиозного переживания] обрастает догмами, которые пытаются его объяснить, защитить и передать другим. Очевидно, что сама по себе догма не содержит никакого таинства, хотя в ней может очень искренне говориться об изначальном переживании этого таинства. Главным мотивом ритуалов является воссоздание и, будем надеяться, возвращение к жизни изначального переживания мистической сопричастности, participation mystique, сопутствующей феноменологическому переживанию. Спустя какое-то время, в результате многочисленных повторений, ритуал может постепенно застыть и омертветь, утратив способность к воссоединению его участника с изначальным аффектом. То же самое можно сказать о культовой практике[239], которая, с одной стороны, отличает одни группы населения от других, а с другой – со временем может стать властной и подавляющей.

Вследствие снижения аффективной связи с изначальным образом такой религиозный опыт обрастает различными институтами, с целью сохранить то сокровище, которое одухотворяло наших предков.

Как нам всем известно, со временем власть начинает больше угнетать, чем служить внешним выражением изначального опыта, деспотично навязывая свои ценности всему обществу. И со временем эти институты начинают жить своей собственной жизнью, а сохранение их тлеющей святости постепенно становится их собственным raison d'etre[240]. Все боги скрылись под землю только затем, чтобы появиться где-то еще.

Если мы будем относиться к богам как к фактам, а не как к метафорам, мы уйдем в споры о достоверности фактов вместо постижения их смысла. Фундаменталист привязывает свои верования к фактам и тем самым ограничивает духовную жизненную силу, отказывается обсуждать преследующие его насущные вопросы, выстраивая ригидные защиты. С другой стороны, атеист отстаивает то, что и так ясно, путается под воздействием внешних институциональных форм и упускает возможность смотреть глубже, которая всегда возникает при столкновении со смыслом божественности.

Когда общественные институты превалируют над личным переживанием, их подавляющее воздействие будет проявляться в виде депрессии и оцепенения, которые предшествуют погромам и крестовым походам. Именно этот смысл составляет содержание критики Кьеркегора и Ницше в XIX веке, а также так называемой «смерти Бога», о которой говорили теологи в XX веке. И те и другие отмечали, что imago Dei – образ Бога – застыл и перестал вызывать трепет у сопричастных ему людей. Со временем собственный импульс и своекорыстие институтов могут даже помешать людям испытывать первичное религиозное переживание, ибо оно могло бы нести угрозу их стабильности и социальным представлениям, которые они охраняют.

Юнг сказал, что боги стали болезнями. Их имена, которые когда-то были лучезарными, превратились во внешние оболочки. Как я уже отмечал, самый древний религиозный грех заключается в поклонении этой скорлупе, которую покинула энергия. Он называется идолопоклонством, и в наше время возродилось множество лжебогов. Посмотрим на современный пантеон: безграничный Прогресс, увесистый Материализм, героическое Здоровье, нормативный Нарциссизм, омерзительный Национализм, рассуждающий Сциентизм и многие другие. Никто из них не спасает, не создает близость, никто из них не имеет силы, и все мы прекрасно это знаем.

Тогда ничуть не удивительно, что психодинамическая психология появилась в последнее десятилетие XIX века, ибо она позволяла приблизиться к разверзшейся пропасти, которая открылась человеческой душе. Прежние установления не могли предложить огромному числу людей ничего такого, что затрагивало бы их душу, а новая научная парадигма хоть и дала огромный толчок продвижению в материальной сфере, но ничуть не удовлетворила духовный голод.