Мифологемы

Этому джентльмену нужно было выкарабкаться из Трясины Успеха прежде, чем он мог достичь некоего пика в своем неудачном предприятии, и посредством этого странствия исправить свою жизнь. Его погружение происходило через сознательное возвышение, и его погружение в потусторонний мир сновидений привело его к спасительному восхождению.

Если подумать о том, что должно быть найдено в конце странствия, во время апофеоза мудрости, то неплохо поразмышлять над зрелыми рассуждениями Йейтса о сущности нашего странствия, о великой скорби и сердечной печали, которые являются нашими постоянными спутниками, и вместе с тем – над возможностью сказать жизни «да» во время того, что он называл «трагическим весельем». За месяц до своей смерти Йейтс увидел привезенный из Японии камень – лазурит, а затем описал сцену, как древние мудрецы, находясь на горной вершине, взирают на человеческую суету, царящую на равнине у подножия горы. Он исповедуется в своей радости:

Я рад, что всяк пришедший там утешен,
Так яростен, трагичен мир вокруг,
Что жаждут души их печальных песен,
Из струн искусный перст рождает звук,
И свет, лучащийся из глаз, чудесен,
Среди морщин – сиянье древних глаз,
но Лишь чудаки глядят на мир так ясно. [141]

Чтобы подняться на горную вершину, чтобы завершить странствие, нужно в конце концов осознать, что мы взбираемся именно на ту гору. Свидетельства сторонних наблюдателей не в счет. Удовлетворительным будет только подтверждение нашей индивидуальной, собственной психики. Когда человек достигает такого апофеоза ясности, он может смотреть на мир проницательным и, быть может, отстраненным взглядом древних.

Глава 7. Боги

Любящему тебя богу, наверное, хлопотно

Размышлять о том, как бы сделать тебя сегодня счастливее.

Если бы ты мог бросить взгляд на свое многоликое будущее.

Карл Деннис[142]. «Бог, который тебя любит»

Что такое бог? С точки зрения семиотики слово «бог» – это символ, который мы используем для описания того, что является подлинно трансцендентным (или Абсолютно Другим – по определению швейцарского теолога Карла Барта) и по существу непознаваемым. Как два века тому назад Иммануил Кант утверждал, что мы никогда не познаем Ding-in-Sich – вещь в себе в мире природы; и еще меньше мы можем познать сферу трансцендентного. Все, что в представлении конечного разума являет собой бесконечное, больше говорит о человеческом воображении, чем о самом бесконечном. С «теологической точки зрения», по существу, имеет место противоречие, и вместе с тем нам приходится использовать оксюморон, чтобы понять, что представляет собой Абсолютно Другой, трансцендентный по отношению к нашим ограниченным средствам познания.

Тем не менее могут существовать какие-то путеводные нити к этому Другому. Несомненно, такие мировые религии, как иудаизм, находили эти нити в красно-желтых песках горы Синай и на самой ее вершине в Десяти заповедях; христианство видело эти знаки в Личности и учении Иисуса из Назарета; ислам находит их в свидетельствах Мохаммеда. Но каждое из таких внешних выражений Другого претерпело трансформацию, пройдя через «дистиллятор» племенной восприимчивости и мировоззрения Эго, которые существовали там и тогда.

В таком «богословии» язык используется как эпифеноменальный конструкт, позволяющий моментально реализовать изначальное событие и его результат. Бог воплощается сознанием через образ, порождаемый во время таких встреч с сознанием. Образ, который предстает сознанию, – это не бог, – вследствие ограниченности, порожденной не совсем подходящими средствами восприятия, имеющими определенные пределы чувствительности, и вместе с тем такой образ наполнен и управляется исходящей от бога энергией.

Хорошо известное снижение уровня сознания заключается именно в путанице этих двух вещей: наполненного энергией образа и состояния зачарованности образом. Образ – лишь форма символической связи между источником энергии и системой восприятия, имеющей пределы чувствительности. Однако Эго зачастую воспринимает образ буквально, очаровывается им и впадает в самый древний религиозный грех – идолопоклонство. Как нам напоминает Кьеркегор, бог, у которого есть имя, – это не Бог[143]; как нам напоминает Пауль Тиллих[144], Бог – это бог, появляющийся из-за образа того бога, который исчезает[145]. Иначе говоря, автономия и абсолютно иной характер божества всегда являются многогранными и изменчивыми, как бы эго-сознание ни старалось их зафиксировать и приспособить к себе.