Миф об утраченных воспоминаниях. Как вспомнить то, чего не было

Одно из моих первых воспоминаний, будь оно правдой, датировалось бы вторым годом моей жизни. Я и сейчас вижу чрезвычайно ясно следующую картину, в достоверность которой я верил лет до пятнадцати. Я сидел в детской коляске, которую моя няня катила по Елисейским Полям, когда вдруг какой-то мужчина попытался меня украсть. Я был пристегнут ремешком, который удержал меня в коляске, а моя няня храбро заслоняла меня от вора. Она получила несколько царапин, и я до сих пор смутно припоминаю те, что остались на ее лице… Когда мне было лет пятнадцать, моим родителям пришло письмо от нашей бывшей няни… она хотела сознаться в ошибках, совершенных ею в прошлом и, в частности, вернуть наручные часы, которые были вручены ей в качестве награды… Она выдумала всю эту историю… Следовательно, еще будучи ребенком, я услышал пересказ этой истории, в которую поверили мои родители, и спроецировал его на свое прошлое в форме визуального воспоминания.

Разумеется, Пиаже был очень маленьким, а история, пусть и чрезвычайно волнующая и драматичная, имела счастливый конец. Наверняка, если бы ребенок был постарше, а воспоминание – более травматичным, детали сохранились бы в его памяти лучше. Или нет?

Двадцать четвертого февраля 1984 года на игровой площадке начальной школы в Лос-Анджелесе снайпер выпустил несколько очередей по детям и учителям. Один ребенок и один взрослый прохожий погибли на месте, тринадцать детей и дежурный на площадке были ранены. Через несколько недель после нападения ученые из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе в рамках Программы по борьбе с последствиями травм, насилия и внезапных тяжелых утрат у детей побеседовали с 113 детьми (10 % учащихся), надеясь лучше понять природу и последствия травматичных воспоминаний.

Одна девочка вспомнила, как выходила из школы через главную дверь, ведущую на открытую игровую площадку, вместе с другой ученицей, которую позже застрелили. Когда началась стрельба, она была на середине лестницы и тут же побежала назад, за сестрой. Она рассказала ученым, что когда снова вышла на лестницу, то увидела мертвую девочку, лежащую на игровой площадке и склонившегося над ее телом убийцу. Однако стоя наверху, на лестнице, она не могла увидеть тело жертвы. Более того, снайпер на площадке не появлялся. Через несколько часов после нападения опергруппа ворвалась в квартиру в доме через дорогу от школы и обнаружила, что убийца застрелился.

Мальчик, который во время нападения был на каникулах, пересказывал свои яркие «воспоминания» о том страшном дне. По его словам, он шел в школу и вдруг увидел, что кто-то лежит на земле, услышал выстрелы и быстро побежал домой. Еще одна девочка рассказала ученым, что, когда началась стрельба, она стояла у школьных ворот, ближе всего к убийце. На самом же деле она не только не была в непосредственной опасности, но находилась почти в квартале от игровой площадки. Многие из детей, которых в тот день вообще не было в школе, на следующий день пришли на школьный двор посмотреть, что случилось. Реконструировав произошедшее в своем сознании, они позднее вспоминали, что были свидетелями нападения.

По очевидным этическим причинам организаторы экспериментов не могут инсценировать жестокую снайперскую атаку, чтобы более глубоко разобраться в особенностях травматичных воспоминаний. Но они могут использовать методы внушения и влияния, чтобы внедрять в сознание участников слабые травматичные воспоминания. Именно это сделал психолог Джеффри Хогард и его коллеги во время недавнего эксперимента, в ходе которого детям в возрасте от четырех до семи лет показывали видеоролик длительностью три или четыре минуты. На одной видеозаписи девочка играет около соседского пруда, хотя ей сказали, что там играть нельзя. Сосед видит ее около пруда, останавливается в двух метрах от нее, говорит ей, что сообщит об этом в полицию, и отправляет ее домой.