Миф о вечной любви

Римма Таировна запила свой рассказ стаканом воды и уставилась на следователя, который сидел с застывшим выражением лица и, казалось, бессмысленно вытаращенными глазами, направленными вдаль. А он всего лишь перерабатывал услышанное, информация-то прелюбопытная, заслуживает особого внимания.

– А говорили, что ничего не знаете, – пробубнил Крайний, по его тону Римма поняла, что он удовлетворен. Но она – нет.

– Я вас умоляю, – захныкала бухгалтерша, – если вы что-то там решили, то я не хотела, чтоб вы подумали об Андрее плохо. Он скалозуб, но не…

– Спасибо, вы мне очень помогли, – Юрий Петрович поднялся, не дав ей договорить.

Пора навестить Варгузова. Об этом типе на диске, который принесла родственница Нефедова, достаточно информации, чтобы не заставлять Римму Таировну повторять дважды. Если понадобится, она даст свидетельские показания под запись, никуда не денется, а пока пускай отдохнет от психологической нагрузки.

Зубровка мела и мыла в таксопарке, не снимая солнцезащитных очков, хотя убирать в них неудобно. Когда никого не было рядом, она их сдвигала на лоб, но как только появлялись водители, очки снова красовались на носу. Стыдно потому что. Она все же женщина, а у нее фингалы. Фиолетовые. Не скоро пройдут. Главное – убей, она не помнит, кто вчера месил ее лицо. Нету памяти. Надо бросать это дело – пьянки, иначе… А что иначе? Смерть? Так многие же пьют и доживают до глубокой старости, утешала она себя. Но если памяти нет – это плохо, это сигнал, что нужно остановиться.

Второе мучение – жажда. Не воды, а чего-нибудь покрепче, и все равно, чего именно: хоть пива, хоть водки (ну, водка – слишком шикарно), да хоть бормотухи-первача. Не душа требовала, душа потом, когда первую дозу пропустишь, затребует общения, сейчас тело ныло и страдало, обливаясь потоками пота. Наумыча Зубровка старательно избегала, уж больно он ругается. Нет, она трезвая, в этом смысле придраться не к чему, но фингалы он увидит и ругаться будет. Стыдно, правда.

Чтоб завтра не получить нагоняй, она все углы вылизала и бегом из таксопарка кинулась, на улице ее ждал Кипарис, тоже мучимый жаждой. Был он Кипарисов, но две буквы куда-то потерялись.

– Ты че здесь? – не затормозила Зубровка, ей не терпелось домой попасть и поискать хоть капель десять.

– Встречаю тебя, – засеменил за ней Кипарис.

– Кто меня вчера?.. – спросила она.

– А че было-то?

– А вот!

Зубровка приостановилась и подняла очки, он аж попятился от увиденного, изобразив на роже «не знаю, не видел». Может, сам и упражнялся на ней, хотя… не с его тощими ручонками эдак расписать лицо. Зубровка запахнула куртку, скрестила руки на груди, чтоб назад не распахнулась – молния сломалась и не застегивалась, а к вечеру похолодало, – и побрела дальше. Он за ней.

– Муторно, – пожаловался.

– Где я тебе возьму? – огрызнулась Зубровка. – Самой бы кто послал…

Вообще-то, он безвредный, зря она на него злится, к тому же одной вдвойне муторно. А мозги заточены на добычу, Зубровка вдруг вспомнила и улыбнулась:

– Ой, как же я… Есть у меня… Ой… Идем.

– А че есть-то? – воодушевился Кипарис.

– Та пока ничего, но щас будет.

И подмигнула, подняв очки. И даже забыла про телесные страдания, которые ломали кости и мозги скручивали, отчего голова была тяжелой и гудела. Постепенно оба увеличивали скорость, пока не перешли на бег, а бегать в их состоянии – помереть можно. По лестнице совсем трудно было подниматься – и дыхалки не хватало, и ноги отказывали, но добрались. Отдышались. После Зубровка вставила ключ…

Сказать, что в ее доме бардак, – значит ничего не сказать. В этом бардаке она что-то искала, роясь в вещах, ящиках, перебирая на столе посуду, смотрела на полу… Десять минут прошло, двадцать, тридцать…

– Че ты ищешь? – взвыл Кипарис.

– Лекарство, дурень! – огрызнулась Зубровка.

– Не, а скока ждать? Уже б давно…

Но вдруг она села прямо на пол, засмеялась, зажмурившись и прижимая к груди помятый листик, который выудила из мусорного ведра.

– Нашла! – взвизгнула Зубровка. – Мобильник у тебя есть?

– Не держу. Облучение, и вообще… вредно.

– Ага, – поднимаясь на ноги, ухмыльнулась она. – И у меня нету. Идем искать.

Крайний приехал с намерением задержать Варгузова хотя бы на сутки, конечно, при условии, что вскроется достаточно веский мотив, а не пустяк. К сожалению, некоторые излишне эмоциональные люди склонны из мухи делать слона, тем самым создавая проблемы окружающим, не исключено, что Варгузов из той же породы. Все подвергай сомнению – этот избитый постулат как нельзя кстати подходит к данному делу. На тот случай, если сомнения заменит мотив и на Варгузова нужно будет надеть наручники, Юрий Петрович захватил оперативников, с которыми поднялся на этаж.

Дверь открыла женщина средних лет, бесцветная до такой степени, что ее не различишь в толпе из десяти человек, не говоря уж о большем числе. Удостоверение она читала с полнейшим равнодушием, с тем же выражением поинтересовалась:

– А что вы хотите?

– Хочу видеть Варгузова Анатолия Платоновича.