Миф о русском дворянстве

Витте выступал категорически против самой идеи совещания по дворянскому вопросу. Он подверг критике императорский рескрипт за то, что тот направил правительство «на неверный путь», за повторение ошибок 1880-х гг., возбудивших «опять обещания и надежды, — которые не будут выполнены уже потому, что они неисчерпаемы, а, следовательно, последуют разочарования». Несмотря на предостережения Мещерского о том, что любая попытка воспрепятствовать деятельности Совещания только погубит его собственную карьеру, Витте 10 мая 1897 г. на первом же заседании Совещания заявил, что невозможно обращаться к нуждам дворянского землевладения без одновременного учета положения всех землевладельцев в целом, и прежде всего крестьянства. Даже после 25 мая, когда план работ Совещания был утвержден, он не оставлял попыток добиться того, чтобы одновременно с дворянским рассматривался и крестьянский вопрос. В начале июня Витте вступил в язвительную переписку с Дурново, виня председателя Совещания в искажении взглядов участников в официальном журнале, приготовляемом для императора, и в других самовластных поступках и решениях. 20 июня министр финансов послал императору докладную записку, в которой пытался убедить его, что принятая Особым совещанием повестка дня не отвечает избранному направлению политики правительства. А 29 ноября на первом рабочем заседании Совещания Витте продолжал настаивать, что, пытаясь достичь невозможного — остановить трансформацию России из общества земледельческого в промышленное, — Совещание может только навредить дворянству^{174}.

Усилия Витте не дали никаких результатов, потому что защитники традиционного общественного устройства опирались на поддержку Николая II. Они вовсе не считали свое предприятие донкихотством, а, напротив, уверили себя в том, что победа была возможна. Приветствуя императорский рескрипт от 13 апреля, «Московские ведомости» триумфально провозглашали: «Теперь вопрос, быть ли России самобытным, сословным государством или же подчиниться роковой и печальной судьбе бессословной Западной Европы — окончательно решен в смысле наших драгоценных исторических заветов»^{175}. Но торжество было преждевременным. Совещанию предстояло разбираться в куче петиций, направленных в предыдущие десятилетия в министерство внутренних дел различными губернскими дворянскими собраниями, в предложениях, принятых на съезде губернских предводителей дворянства в 1896 г., и в памятных записках, представленных его собственными членами. В процессе работы Совещания было собрано и написано великое множество дополнительных документов[44]. Потребуется четыре с половиной года, прежде чем группа сможет сформулировать свои рекомендации, и еще шесть месяцев уйдет на то, чтобы Государственный совет рассмотрел все до единого предложения. И только тогда можно будет решить, в чьих предсказаниях было больше оснований: в пессимистических — Витте или оптимистических «Московских ведомостей».

Глава 4 ТЩЕТНЫЕ ПОПЫТКИ СТАБИЛИЗИРОВАТЬ ДВОРЯНСКОЕ ЗЕМЛЕВЛАДЕНИЕ

Заповедность: неотчуждаемое наследование земли

Значение, которое защитники привилегий придавали землевладению как важнейшей характеристике дворянского статуса, переоценить невозможно. Обладание поместьем и проживание в своем поместье олицетворяли традиционный и нравственно превосходный образ жизни, которому противопоставлялись презираемые и вызывающие страх нравы рыночного общества. Публицист Н. П. Семенов в своем панегирике в 1898 г. написал об этом так: «деятельность землевладельца возвышает душу человека, развивает в нем благородные чувства, утверждает нравственность, привязывает к семье и приковывает к месту, тогда как нажива капиталистов ведет к совершенно противоположным результатам»^{176}.

Точнее говоря, земля обеспечивала дворянам финансовую стабильность, дававшую возможность бескорыстно служить государству, какового отношения нельзя было ожидать от чиновников, целиком зависящих от жалованья. С точки зрения некоторых защитников привилегий, дворянское землевладение и дворянская служба государству были настолько тесно связаны, что одобрение правительственных мер в поддержку землевладения должно было и могло проистекать только из восстановления в той или иной форме обязательной службы государству. А. И. Елишев, например, опасался, что без возвращения «дворянству прежней обязательно-служилой роли» проекты учреждения заповедных имений «приведут к одному результату: создадут сильный, богатый и влиятельный класс земельной аристократии, ничем не связанный с государственной властью и имеющий лишь права безо всяких обязанностей», а созданная таким образом аристократия станет «искусственным сколком с аристократии западноевропейской» и центром политической оппозиции, с которой государству нелегко будет справиться^{177}.