Миф о русском дворянстве: Дворянство и привилегии последнего периода императорской России

Процент выходцев из семей потомственных и личных дворян и чиновников по отношению к общему числу учащихся ^{364}

^{(Год …… Мужские гимназии и прогимназии / Реальные училища / Университеты)}

1853 …… 80 / — / 65 (1855)

1865 …… 70 / — / 67 (1864)

1870–1871 …… 60–65 / 55–60 / —

1875 …… 52 / 50 / 46

1880–1881 …… 48 / 41 / 47

1890–1891 …… 56 / 40 / —

1894 …… 56 / 37 / 46 (1895)

1897–1898 …… 52 / 36 / 52(1900)

1904 …… 44 / 31 / —

Примечание:Прочерки означают, что мне не удалось найти соответствующих данных.

Любопытно не то, что после уравнивающих реформ 1860-х гг. процент дворян в гражданских средних и высших учебных заведениях снизился, а то, что его падение было не слишком резким. Этот факт особенно примечателен в свете того, что в царствования Александра II и Николая II система среднего и высшего образования сильно расширилась — между 1855 и 1904 гг. численность учащихся мужских гимназий и прогимназий выросла на 405 %, а университетов — на 488 %. ^{{365} , [89]}Относительно небольшое уменьшение процента дворян среди учащейся молодежи объясняется не только тем, что для них система среднего и высшего образования осталась более доступной, чем для низших сословий, но и повышением среди них спроса на образование. Между 1880 и 1897 гг. абсолютное число обучавшихся в университетах потомственных дворян выросло на 90 %, т. е. в два с лишним раза больше, чем увеличение численности этого сословия за тот же период [90]. О возраставшем интересе дворянства к высшему образованию свидетельствует и тот факт, что, по данным переписи 1897 г., 19,4 % всех дворян и чиновников мужского пола в возрасте от 20 до 59 лет (т. е. все родившиеся после 1837 г., а значит, закончившие среднее образование после воцарения Александра II) сообщили о получении того или иного невоенного образования уже после окончания средней школы, а среди тех, кому было 60 лет и более, таких было только 11,7 % ^{366}. [91]Этот растущий спрос на расширение формального образования отражал перемены в природе российского общества в целом и первого сословия в частности. По наблюдениям современника, в пореформенной России «принадлежность к тому или другому сословию имела гораздо меньшее значение с точки зрения легальной, чем обладание той или другой степенью образования» ^{367}. Даже на государственной службе образование стало столь же значимым фактором, как и принадлежность к первому сословию, и дворянству удалось сохранить свои позиции в высших бюрократических слоях в том числе и за счет существенного повышения образовательного уровня ^{368}. А для того чтобы сделать карьеру в деловой жизни или в свободных профессиях, т. е. в тех сферах, куда с нарастающей энергией устремились дворяне после Великих реформ, нужно было куда более основательное образование, чем требовалось для успеха на государственной службе и в управлении поместьем в традиционном понимании дворянства. Так что в том факте, что на каждого дворянского сына, учившегося в 1897 г. в кадетском корпусе, приходилось трое таких, кто получал образование в невоенных средних учебных заведениях, следует видеть не только нехватку мест в кадетских корпусах, столь любимых традиционалистами [92], но также сознательный выбор многих юных дворян или их родителей в пользу более широкого образования, открывавшего путь к обучению в университете и карьере в свободных профессиях.

Большинство защитников привилегий относились к гимназиям с напряженной подозрительностью. Гимназии, открывающие двери для сыновей честолюбивых купцов, чиновников и прочего низкого люда, являлись мощным инструментом социального уравнительства. Эти учебные заведения, в которых преподавали и обучались люди без роду и племени, могли нанести неизмеримый ущерб податливым, в силу незрелости, умам и душам дворянской молодежи. Поэтому сословники не ограничивались требованиями о расширении сети кадетских корпусов, но призывали и к перестройке самих гимназий.