Миф о правах человека

«Основой каких угодно взглядов является определённая концепция человеческой природы, – поучает он нас, – хотя придерживающийся этих взглядов человек может не сознавать или не суметь её выразить». Звучит высокомерно. Хомский, видимо, верит, как верил Ленин, в то, что сознательность следует довести до несознательных безмолвствующих масс с помощью сознательных, чётко выражающих свои мысли марксистских интеллектуалов, вроде Ленина и Хомского. Но, продолжает Хомский, «по крайней мере, это утверждение верно относительно тех людей, которые считают себя носителями определённой морали, а не монстрами».150 Опять он за своё. Если вы не верите в постоянную, врождённую человеческую природу, из которой можно вывести права человека, то вы моральный монстр, и вам следует иметь совесть и заткнуться. Но нельзя ожидать наличия совести у моральных монстров вроде меня.

Человеческая природа является исторически обусловленной, зависящей от обстоятельств.151 Разве не должны мы сталкиваться с опасностью того, что у разных типов людей разные человеческие сущности, и поэтому права человека для них различны, если эти права у них вообще есть? По словам феминистки Люс Иригарей, «нормальное существует, по крайней мере, в двух видах: мужском и женском».152 Если это так, то идея всеобщих прав отправляется ко всем чертям. Мужчины и женщины должны иметь разные или, по крайней мере, слегка отличающиеся права. Это сделало бы невозможным сосуществование мужчин и женщин в одном обществе. Идея о том, что есть «естественные виды» чего-либо, есть, как продемонстрировал У. В. Куайн, примитивный, донаучный предрассудок:

В целом, мы можем считать это весьма особым признаком зрелости отрасли науки, что ей больше не нужно минимальное понятие сходства и подобия. Это тот заключительный этап, когда животные рудименты полностью включены в теорию. В этом пути развития понятия сходства, начиная с его начальной фазы, развиваясь на протяжении многих лет в свете накопленного опыта, переходя от интуитивной фазы к теоретическому подобию, а затем полному исчезновению, мы достигли той парадигмы, что иррациональность эволюционировала в науку.153

«Это не может быть случайностью или незрелостью, что наука до сих пор обходилась без последовательных, единообразных определений естественных видов».154

Психолог по имени Кэрол Гиллиган изучила, что мужчины и женщины думают о нравственности.155 Она приходит к выводу, что мужчины склонны думать о нравственности как о правах против других людей. Женщины склонны думать о нравственности как о заботе о других людях. Таким образом, могут существовать важные различия между подходами мужчин и женщин к правам и морали. Сама концепция прав может быть гендерно-дифференцированной.

Я не верю в эту теорию гендерно-дуальной теории человеческой природы. Если бы это было так, то теперь нам нужно было бы идентифицировать две природы человека. Нам ещё предстоит идентифицировать хотя бы одну. Но я разделяю скептицизм феминисток насчёт обобщённой, неразличимой к полу человеческой природы. Они совершенно правы, когда говорят, что декларации прав человека – это в действительности декларации прав мужчин.

Мне кажется, что если права человека основаны на человеческой природе, они должны быть индивидуализированы. У всех должны быть свои особые права, потому что все уникальны. Каждый должен жить в своём собственном храме.156 И тогда все люди могут быть одновременно индивидуальными и универсальными.157 Здесь я процитирую Макса Штирнера: «„Человек“ как понятие или атрибут не исчерпывает вас, потому что в этом подразумевается: что есть человек и чем человек является, а так как это поддаётся определению, то вы полностью остаётесь в бездействии». Для Штирнера абстрактного человека не существует. Как он выразился: «Являетесь ли вы понятием?»158