Миф о «немецких деньгах большевиков» — памятник мракобесию

Отсюда ясно, что никакой деятельной связи Кескюла и Цивин с революционным движением не имели. Как видим, даже к подпольной жизни примазывались ушлые элементы и наживались на своей якобы осведомленности. Нетникаких доказательств о передаче этими агентами денег в руки партий, благосостояние Кескюла указывает, на что тратились средства. Историк Борис Колоницкий, который, в отличие от армии конспирологов, не только работает в архиве, но и перепроверяет данные и не размахивает первым попавшимся документом как знаменем истины, рассказал о найденной им подобной истории: «Однажды я сам оказался в такой ситуации, когда работал в политическом архиве Министерства иностранных дел Германии. Там нашлись совершено чудесные доказательства того, что некие украинские революционеры обещали немецкому правительству поднять восстание кубанских казаков, революционизировать Черноморский флот… Короче, дайте грант, и все будет в порядке.

Вначале я зажегся этой историей. Но, съездив в архив еще раз, нашел другие документы, по которым стало ясно, что несколько украинских ребят получили этот грант, потратили часть денег на веселую жизнь в Вене. Что касается революционной работы, то максимум их деятельности свелся к вырезкам из русских газет, которые они где-то изредка доставали… […] Поэтому все отчеты спецслужб того времени требуют осторожного отношения к тому, что в них понаписано» [359].

Многочисленные спецслужбистские фальсификации, о которых часто приходится здесь говорить, вырастали именно на почве незнания ищейками революционной жизни. Несмотря на отдельные провалы, революционерам удавалось скрываться от их глаз. Но полицейские чиновники должны же были что-то писать в своих отчетах — вот они и посвящали целые страницы домыслам и выдумкам! Поэтому попросту ненаучными являются популярные ныне попытки вынести вердикт революционному движению, основываясь на данных полиции и т.п. служб. Примером такого безграмотного почина является книга писателя Ханса Бьёркегрена (под названием «Русская почта» вышла в Стокгольме в 1985 г.), который является убежденным сторонником самых нелепых мифических сплетен о большевиках и Германии и истово исповедует принцип «презумпции виновности» по отношению к ним. Бьёркегрен рассматривает эти сюжеты на основе данных шведской полиции и доверяет самым странным ее сообщениям о деятельности революционеров. Если бы не было так грустно, это было бы просто смешно, потому что в начале и в конце книги он по сути выносит приговор неквалифицированности полиции. Рассматривая ее «неопытную» деятельность в 1906 г., когда в Стокгольме проходил «объединительный» съезд РСДРП, автор констатирует: «Судя по всему, полиция судила о приезжающих по одежде, исходя из предположения, что официальные представители социал-демократии должны быть экипированы получше, чем беженцы-оборванцы, идущие вместе с ними одним потоком» [360]. После же Октябрьской революции в Стокгольме был даже создан новый полицейский политический отдел, который отметился тем, что «… пользовался неразборчивыми методами; отличаясь четко выраженным антисемитизмом, отдел зачастую оценивал политическую подоплеку различных событий в черно-белых красках без полутонов». Дела отдела оказались «набиты слухами об обороте огромных сумм» из России, под влиянием коих его сотрудники впадали в «теории заговора» и «легкую истерику» [361]. Писатель вынужден признать: стокгольмская полиция не знала революционного мира. Хочется спросить: а в промежутке, в частности, в 1917 г., неужто она работала совсем на ином уровне и собирала сугубо достоверную информацию? Ответ, пожалуй, будет ясен всем, кроме российских, шведских и всех прочих иванцовых.