Процесс обтесывания имел то преимущество, что он позволял точильщику не ограничиваться всего несколькими породами камня — вроде кремня, который особенно податлив и легко обтачивается: теперь орудия можно было делать из других, более твердых камней вроде гранита, а утварь типа горшков или ваз можно было вытачивать из мягкого песчаника или известняка еще до того, как придумали посуду из обожженной глины. Наибольшим стимулом для перемалывания стало окультуривание злаков: ведь до изобретения печных горшков для того, чтобы сделать зерна пригодными для еды, их нужно было размолоть в муку и запечь на камне. Механический процесс и функциональная потребность, вкупе с ботаническими познаниями для отбора и культивации растений, развивались бок о бок.
Одновременно с культивацией злаков в уголках планеты, не обласканных тропическим изобилием и ровным климатом, стал возможным новый тип поселений: ибо колосистые травы столь же широко распространены, что и сама трава; и хотя систематическая культивация злаков, по-видимому, началась всего в нескольких долинах великих субтропических рек, в конце концов ячмень, пшеница и рожь позволили снимать изрядные урожаи зерна и в других, гораздо более холодных краях. Так началось шествие земледелия в сторону полюсов — и в северном, и в южном полушариях.
Окультуривание зерновых сопровождалось столь же коренным новшеством в приготовлении пищи: изобретением хлеба. Обретя бесконечное разнообразие форм — от пшеничных или ячменных опресноков на Ближнем Востоке до плоских маисовых лепешек в Мексике и дрожжевой выпечки более поздних культур, — хлеб утвердился как основа любого рациона, и таким он остается по сей день. Ни один другой вид еды не отличается такой же универсальностью, такой же доступностью и легкостью в перевозке. «Хлеб наш насущный даждь нам днесь»: это стало всеобщей, всем понятной молитвой; и столь почитаема сделалась эта еда, символизирующая саму плоть Господню, что в некоторых культурах и поныне считается святотатством резать хлеб ножом.
Насущный хлеб принес человеку небывалую дотоле уверенность в завтрашнем дне — благодаря обильным закромам. Несмотря на сезонные колебания в количестве урожая, в зависимости от наводнений или засух, культивация злаков обеспечила человека ежедневным прокормом — разумеется, если тот постоянно размеренно трудился, — чего не было прежде, когда ему приходилось надеяться лишь на обильную дичь и на удачу охотничьих вылазок. В куске хлеба с растительным или животным маслом, с ломтем ветчины, неолитические культуры обрели костяк сбалансированного богатого энергией рациона, в дополнение к которому требовались лишь свежие фрукты и овощи с домашнего огорода.
Обретя такую стабильность, человек мог смело смотреть в будущее и строить планы. За исключением тропических краев, где не практиковалась регенерации почв, общины могли теперь укореняться в каком-то одном месте, в окружении постоянно обрабатываемых полей, и понемногу улучшать ландшафт, прорывая канавы и оросительные каналы, прорубая террасы на склонах холмов, сажая деревья, за что им были благодарны последующие поколения. Здесь-то и начинается накопление капитала и заканчивается жизнь, нацеленная на сиюминутные потребности выживания. С окультуриванием зерновых будущее сделалось как никогда раньше предсказуемым; причем культиватор стремился не просто сохранить достижения предков, но расширить и свои собственные возможности: обеспечив себе ежедневное пропитание, человек вскоре стал охотнее перемещаться в пространстве и переселяться, что со временем способствовало возникновению поселений городского типа.
С культивацией злаков рабочая рутина взяла на себя ту функцию, которую прежде исполнял только ритуал; или, вернее было бы сказать, что регулярность и повторяемость ритуала, благодаря которым древний человек научился в некоторой степени контролировать злостные и зачастую опасные выплески своего бессознательного, наконец оказалась перенесена в область работы и направлена на служение самой жизни, в русло ежедневных трудов в саду и в поле.
Это подводит меня к выводу, который оставляли без внимания исследователи, мыслящие в рамках техники и машин, сосредоточивавшиеся главным образом на динамических составляющих техники. Главные радикальные новшества, привнесенные неолитом, затрагивали прежде всего разного рода сосуды и емкости; и как раз здесь тягостный процесс обтесывания и обтачивания частично вытеснило применение первого пластичного материала — глины. Дело не только в том, что глинозему легче придавать форму, чем камню: к тому же, его легче и удобнее перевозить. И пусть обожженная глина более хрупка и ломка, чем камень — зато взамен разбитой утвари легче изготовить новую. Как подчеркивал Эдвин Лёб, создание влагонепроницаемых, не допускающих течи, защищенных от паразитов глиняных сосудов для хранения зерна, масла, вина и пива стало важнейшей чертой всего «неолитического» хозяйства.