Миф машины

Если бы были осознаны все зарождающиеся преимущества этих масштабных замыслов, а высшие функции городской жизни получили более широкое распространение, большинство ранних сбоев мегамашины можно было бы вовремя предотвратить, и даже ее случайные понуждения удалось бы как-то облегчить и в конце концов устранить. Но, к несчастью, боги обезумели. Божества, на которых лежала ответственность за эти успехи, предпочитали пороки подлинным достоинствам: ибо они жирели на человеческих жертвоприношениях и изобретали войну как окончательное доказательство «суверенной власти» и высшего искусства «цивилизации». Если в подъеме «цивилизации» главную роль сыграла рабочая машина, то ее двойник, военная машина, отвечала главным образом за повторяющиеся циклы истребления, разрушения и самоуничтожения. 

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Бремя «цивилизации»

1. Общественная пирамида

Посредством мегамашины царская власть стремилась сделать силу и славу Небес достоянием человека. И стремление это обернулось таким успехом, что невероятные достижения первичного механизма долгое время превосходили по техническим качествам и результатам все важные, но скромные заслуги, которые принадлежали остальным современным машинам.

Новый коллективный механизм — неважно, снаряжался он для труда или для войны, — навязывал людям ту же общую регламентацию, практиковал те же способы принуждения и наказания и распределял ощутимую награду главным образом среди господствовавшего меньшинства, которое создавало и контролировало мегамашину. Кроме того, он сужал границы общественной автономии, личной инициативы и самоуправления. Каждый подогнанный под единый стандарт компонент, находившийся под чьим-то началом, был человеком лишь отчасти, выполнял лишь часть работы и жил лишь отчасти. Запоздалый анализ разделения труда, проделанный Адамом Смитом, где разъясняется произошедший в XVIII веке скачок в сторону менее гибкой и менее человечной, зато более производительной системы, — в равной степени применим и к древнейшей «промышленной революции».

В идеале, обслуживающий персонал мегамашины должен состоять из людей безбрачных, лишенных всякой семейной ответственности, общинных связей и просто человеческих привязанностей; подобный вынужденный целибат и сегодня существует в армии, в монастырях и тюрьмах. Другое название такого разделения труда, когда оно превращается в одиночное заключение с целью выполнения одного-единственного задания в течение всей жизни, — расчленение человека.

Порядок, навязывавшийся мегамашиной, со временем проник и в область местных ремесел, превратив их в полурабский труд, ограничивающий рамки жизни; ибо в ремесленной работе не остается ничего живого, когда, например, в изготовлении простого копья участвуют семь специалистов, выполняющие семь раздельных операций. Ощущение, что всякая работа наносит ущерб человеческому духу, перешло незаметно от мегамашины на любой другой ручной труд.

Почему этот «цивилизованный» технический комплекс всегда рассматривался как безусловный триумф, и почему человеческий род терпит его так долго, — навсегда останется одной из загадок истории.

Следовательно, цивилизованное общество делилось, грубо говоря, на два класса: большинство, приговоренное пожизненно к тяжелому труду и работавшее не только ради того, чтобы хоть как-то прокормиться, но и ради излишка, который выходил за рамки семейных или общинных нужд, — и «знатное» меньшинство, презиравшее ручной труд в любой его форме и посвящавшее жизнь целиком утонченным «упражнениям в праздности», как сардонически выразился Торстейн Веблен. Часть произведенного излишка, надо признать, шла на поддержание общественных работ, приносивших пользу всем слоям общества; однако львиная доля расходилась по частным карманам богачей, любивших окружать себя материальной роскошью, и позволяла им содержать несчетную армию слуг и вассалов, наложниц и любовниц. Однако в большинстве обществ, пожалуй, наибольшая часть излишка уходила на прокорм, Вооружение и полное снаряжение военной мегамашины.

Общественная пирамида, установленная в эпоху пирамид в землях «плодородного полумесяца», продолжала служить моделью любого цивилизованного общества еще много веков после того, как строительство этих геометрических усыпальниц вышло из моды. На вершине стояло меньшинство, лопавшееся от гордости и власти, возглавлявшееся царем и его вельможами, знатью, военачальниками и жрецами. Главным общественным обязательством этого меньшинства было управление мегамашиной, служившей благосостоянию (или дурносостоянию) общества. Единственным бременем — «обязанность потребления». В этом отношении древнейшие правители выступали прототипами нынешней элиты, задающей стиль и вкус в моде в нашем чрезмерно механизированном массовом обществе.