Миф Линкольна

– Он уже больше года пытается подобраться к некоторым засекреченным документам. К тем, к которым невозможно получить доступ. Невозможно по определению. Он давил на ЦРУ, ФБР, АНБ, даже на пару чиновников из Белого дома. Роуэн знает, как и на кого давить, на какие клавиши нажимать. До сих пор ему многое удавалось. Сейчас он пытается подобрать ключик к тебе.

Теперь все понятно.

– Значит, мне предстоит стать наживкой?

– Почему бы нет? Мы с тобой прекрасно понимаем друг друга. Вместе у нас все получится.

– То есть у нас нет выбора.

– Это то, чего мне будет не хватать, когда я уйду в отставку. В том, что касается меня, вы все снова получите возможность выбора.

Стефани улыбнулась. Да, Дэнни верен себе.

– Вообще-то, я хотел поговорить с тобой раньше, но, похоже, правильно сделал, что не стал. Зато теперь, когда Роуэн подбирается к тебе, самый момент это сделать. Он ничего не заподозрит, а если и заподозрит, то все равно, сдается мне, пойдет на риск.

– Чего именно ты от меня ждешь? Что я должна сделать?

Дэниелс показал на записку Мэдисона.

– Во-первых, найди то, что Мэдисон спрятал в Монпелье. Я не хочу, чтобы ты занималась этим сама. У тебя ведь найдется агент, которому можно доверять?

– Есть. Он сейчас в Вашингтоне, только что вернулся.

Нелл выразительно посмотрела на Дэниелса, и тот понял.

– Люк справится с таким заданием?

– Он хороший агент, Дэнни.

– Хорошо, тогда пусть займется. Но если провалит задание, пусть пеняет на себя. Я и так уже раз замолвил за него словечко. Второго раза не будет.

– Сдается мне, Люк не единственный в очереди на увольнение.

– Ты профессионал, Стефани. Ты справишься. Если не ты, то кто? И еще я хочу, чтобы ты встретилась с Роуэном и вошла к нему в доверие.

– Но почему он должен поверить мне?

– Скажи ему, что не сможешь явиться в суд. Мол, это означает конец твоей карьеры. Но ты понимаешь, зачем тебя вызвали. Никто не откликнется на такую слезную просьбу без борьбы или компромисса. Очевидно, ему что-то нужно. Поэтому спроси прямо, чего он хочет, и заключай с ним сделку.

– Вряд ли он клюнет на эту удочку.

– Еще как клюнет! Вчера вечером мы специально организовали утечку в наших каналах связи: мол, тебя скоро с треском уволят.

Стефани задумалась. Она не была политическим назначенцем. Она состоит на государственной службе, а ее непосредственный начальник – министр юстиции. Как только срок президентства Дэниелса закончится, новый президент назначит нового министра. Вряд ли ее уволят – скорее переназначат на прежний пост. Нелл уже пережила несколько президентских администраций и всякий раз думала о том, когда же удача все-таки изменит ей.

– Почему же моя должность в опасности?

– Ты прикарманиваешь деньги.

Неужели она ослышалась?

– Да-да, деньги со своего дискреционного счета. Те самые, которые получаешь для проведения тайных операций. Мне сообщили, что в твоем личном распоряжении имеются несколько миллионов долларов, которые не подлежат аудитам Главного бюджетно-контрольного управления. К сожалению, стало известно, что полмиллиона долларов не проходят ни по каким статьям.

– Откуда же такая информация?

– А вот этого я не скажу, – уклонился от ответа Дэниелс. – Но ты сообщишь Роуэну, что у тебя проблема и присланная им повестка привлечет внимание и к ней. Попроси его что-нибудь сделать, чтобы застопорить это дело.

– Почему он должен мне поверить?

– Потому что ты действительно подворовываешь денежки, и у меня есть этому доказательства.

Глава 32

Зальцбург

Салазар был готов. Он велел себе успокоиться и проявлять терпение.

– Наш следующий лот, – объявил аукционист, – первое издание Книги Мормона, выпущенное в Пальмире, штат Нью-Йорк. Отпечатано Э. Грэндином в одна тысяча восемьсот тридцатом года за счет автора. О происхождение книги можно узнать из каталога, информация подтверждена экспертами. Раритет.

Рыночная стоимость такой книги сто пятьдесят тысяч евро плюс-минус несколько тысяч. Сомнительно, что у присутствующих в зале найдется столько денег, чтобы предложить бо́льшую сумму. До этого все выставленные на торги вещи уходили за довольно скромные деньги. Впрочем, Хусепе по опыту знал: намерения коллекционеров нельзя недооценивать.

– Первоначальная цена – сто тысяч евро, – продолжил аукционист. – Предлагаю увеличить названную сумму. Кто больше?

Это было в духе «Доротеума». Обычно торги начинались с умеренной цифры. Если никто не предлагал более высокую цену, лот возвращался владельцу. Если же новая цена не называлась, то побеждала самая высокая, независимо от ее размера.

Салазар вскинул правую руку, показывая, что готов на эту сумму. Он уже сказал аукционисту, что хотел бы приобрести этот лот.

– Сто тысяч евро!

– Сто двадцать тысяч! – произнес кто-то по другую сторону прохода.

– Сто пятьдесят! – заявил новую цену Салазар.

– Сто пятьдесят тысяч евро! Кто больше?

Никто не откликнулся. Хусепе остался доволен.

– Сто шестьдесят тысяч, – раздался новый голос.

Салазар обернулся. В дальнем конце зала стоял Малоун.

– Это тот самый человек, – шепнула Кассиопея.

– Да, это он, – ответил ей Салазар.