И именно Хердер, который искал абсолют на одном пути - "гуманистическом", именно он еще глубже проник в великую идею Лейбница и стал учителем, особенно для нашего времени, как немногие даже среди великих. У Лейбница душа и вселенная противостояли друг другу как совершенно разделенные сущности. "Не имеющая окна" монада могла связаться с другой только предположив, что и здесь происходит автономный очистительный процесс самовоплощения, т.е., что монада "отражается". Хердер ставит между обеими общее национальное сознание, как наполняющее жизнь событие. За жизнью признается -независимо от всех законов рассудка - собственная ценность. Подобно тому, как полнокровно и своеобразно существует человек и народ, они воплощают также собственную ценность, т.е. проявление нравственной природы, которая не погибает в потоке так называемого "прогресса", а утверждается - и по праву - как форма. Это растущее (органичное) явление обусловлено внутренними ценностями, но и характеризуется также барьерами - если можно употребить это слово - его можно принять или отвергнуть как целое. Давление со стороны абстрактного может уничтожить форму, а вместе с ней продуктивную способность. Хердер сознательно высмеивает так называемых "продвинутых", которые сущность человеческой формы собираются измерить своими просвещенными "детскими весами" и произносит слова, которые в наше время звучат как радостная весть: "Каждая нация имеет свой центр счастливого блаженства в себе так же, как каждый шар -свой центр тяжести". За этот таинственный центр боролись поколения: романтики называли уже совершенно отвлеченно народный дух самым существенным в нашей жизни; Шляйермахер учил, что "каждый человек должен представлять человечество своим способом, чтобы в рамках бесконечности стало реальным все, что может выйти из его лона";
Ницше со всей присущей ему страстностью, возмущаясь узким схематизмом, требовал в дальнейшем подъема жизни и искал истинное в отдельной личности: только то, что создает жизнь, имеет добродетель, имеет ценность, и жизнь говорит: "Не следуй мне, следуй себе". Ранке заявляет в деловом представлении, что если в Европе еще раз (после Рима) к власти будет стремиться интернациональный принцип, то против этого мощно прорвется органично национальное, и заверяет в другом месте почти парадоксальным образом: "Каждая эпоха является непосредственно богом, и ее сущность основывается вовсе не на том, что из нее выходит, а в самом ее существовании, в ее собственном "сама". Это другой - "более правдивый" - поток органичного поиска истины, отличный от схоластическо-логическо-механической борьбы за "абсолютное познание". Полнейшее саморазвитие из ''центра счастливого блаженства", а это на языке этой книги означает: из усвоенного мифа нордической расовой души служить в любви к чести народа.