Миф. Греческие мифы в пересказе

Остальное вам известно. Сизиф упер плечо в валун и принялся толкать его вверх по склону. На полдороге он был уверен, что вечная жизнь ему обеспечена. Три четверти пути — он устал, но не сдался. Четыре пятых… проклятье, ну и работенка. Пять шестых — тягость. Шесть седьмых — мука. Семь восьмых… До вершины оставался всего дюйм, ширина ногтя, еще одно могучее усилие и…

Не-е-е-е-е-ет! Камень соскользнул, пролетел над Сизифом и бухнулся у подножия. «Что ж, для первой попытки неплохо, — подумал Сизиф про себя. — Если передохнуть, если собрать силы, я смогу. Знаю, что смогу. Нащупаю подход. Может, надо толкать спиной, перекладывать на нее вес. Смогу…»

Сизиф по-прежнему в чертогах Тартара, толкает тот валун вверх по склону и добирается почти до самого верха, но валун скатывается, и Сизифу приходится начинать заново. Он пребудет там до конца времен. Он все еще верит, что у него получится. Одно последнее сверхусилие — и он свободен.

Художники, поэты и философы разглядели в мифе о Сизифе много чего. Они увидели образ абсурда человеческой жизни, тщеты усилий, безжалостной жестокости судьбы, непобедимых сил всемирного тяготения. Но видели и некую храбрость человечества, стойкость, упорство, выносливость и веру в себя. В нашем отказе сдаваться они усматривают нечто героическое.

Гибрис

Для греков гибрис — особая разновидность гордыни. Зачастую она подталкивала смертных восставать против богов и навлекала на них разнообразные и неизбежные кары. Таков общий, если не ключевой, недостаток героев греческой трагедии и многих других главных героев греческого мифа. Иногда оплошность — не наша, а богов, слишком завистливых, мелочных и тщеславных, не способных смириться с тем, что смертные бывают им под стать — или даже превосходят их.

Сплошные слезы

Вы, наверное, помните, что Пелоп был у Тантала с Дионой не единственным ребенком. Имелась у них еще дочка Ниоба. Вопреки ужасной судьбе, постигшей ее отца, и мрачным приключениям брата, она была гордой, самоуверенной женщиной. Она познакомилась с Амфионом, сыном Зевса и Антиопы, и вышла за него замуж. Амфион был когда-то любовником Гермеса, как я уже говорил, одним из близнецов, которые возвели стены Фив, зачаровав камни пением и игрой на лире[194]. У Ниобы с Амфионом родилось семь дочерей и семеро сыновей — ниобидов.

Раздувшись от неимоверного самомнения и спеси, Ниоба любила рассказывать кому ни попадя, до чего она важная персона и какая у нее царственная и божественная родословная.

— О, по материнской линии я восхожу к Тефиде и Океану — которые из первого поколения титанов, ну вы понимаете. По отцовской линии у меня, конечно, ТМОЛ, самое высокородное из всех лидийских горных божеств. Мой дорогой супруг Амфион — сын Зевса и Антиопы, дочери царя НИКТЕЯ, сына одного из первородных фиванских спартов, выросших из драконьих зубов. В общем, мои любименькие сынки и дочки вполне могут похвастаться выдающейся, правомочно будет сказать, родословной среди всех семейств на свете. Хвастаться я им, разумеется, не позволю. Породистые никогда не кичатся.

Подобная глупость была бы лишь слегка огорчительной, не решись Ниоба сравнивать себя с титанидой Лето, матерью богов. В тот самый день, когда народ Фив собирался, как всегда ежегодно, воспеть хвалу Лето и поведать историю о чудесном рождении Артемиды и Аполлона на Делосе, — в тот самый день, священный для титаниды и ее чести, — Ниоба пустила в ход высокомернейшую артиллерию.

— То есть я, конечно, первая признáю, что милые близнецы Лето, Артемида и Аполлон, очаровательны и совершенно божественны, само собой. Но всего двое? Девочка и мальчик? Небеси, как она вообще может называться матерью, ума не приложу. И кто сказал, что среди моих семерых сыновей и семи дочек не окажется одного-другого — да кабы не все они, — кто вознесется до божественного и бессмертного?[195] При их-то родословной, думаю, это вполне вероятно, а? С моей точки зрения, чествование подобной ленивой, вульгарной и неплодотворной матери, как Лето, — ужас до чего дурной вкус. На будущий год я приму меры, чтобы этот праздник вообще отменили.

Когда Лето донесли о том, что эта фиванская выскочка оскорбила ее подобным манером и посмела равнять с ней себя, Лето ударилась в слезы прямо при сочувствующих детях-близнецах.

— Эта ужасная, хвастливая, спесивая женщина, — давилась она рыданиями. — Назвала меня ленивой, потому что у меня всего двое детей… Сказала, что я неплодотворна… и вульгарной меня назвала. Сказала, что не даст народу Фив отмечать мой п-п-праздник…

Артемида обняла ее, а Аполлон расхаживал туда-сюда, колотя кулаком в ладонь.

— У нее четырнадцать деток, — стенала Лето, — а я, значит, по сравнению с ней негодная…

— Хватит! — сказала Артемида. — Идем, брат. Она расстроила нашу маму до слез. Пора этой женщине узнать, что такое слезы.