Мидлштейны

— Какая ты славная, — улыбнулась ей Эди. — Но только после обеда.

Вскоре принесли семь блюд с разной едой и три чашки риса. Правда, Эмили было не до того, она все время посматривала то на папки, то на Робин, которая наблюдала за бабушкой. Зато Эди никого не замечала. Навалив себе в тарелку всякой всячины, она ела, ела, ела без остановки, опустив голову. В одной руке — палочки, в другой ложка, словно это какое-то состязание на скорость, только заканчивать бабушка и не думала. Казалось, она может есть вечно, все равно не наестся. «Вот как ты стала такой», — подумала Эмили. Сама она проглотила всего три пельменя. Они были вкусные, сочные, пухленькие и сладковатые, но от вида бабушки ее начинало тошнить. Робин, видимо, тоже. Не тошнило только официантку, которая с улыбкой забирала со стола пустые тарелки. Она одна ничего не знала. Эмили подумала, не стоит ли ей сказать? Ведь Анне наверняка не все равно.

После обеда принесли зеленый чай (и «всего один бокал вина» для тети — она, возможно, и допивать его не будет). Анна вручила Эмили лак, и девочка занялась ногтями, старательно и неловко проводила по ним кисточкой, осторожно дула, а Робин тем временем открыла первую папку.

— Мы тут немного поговорим о здоровье бабушки.

— Может, не надо при ней? — сказала Эди.

— Облажаться боишься? — спросила Робин.

— Да ситуация и так — полная лажа, — заметила Эмили.

Бабушка заплакала.

— Не плачь, — попросила девочка, и они с тетей заплакали тоже.

Анна принесла мороженое, охнула и ушла, так и не поставив серебряные тарелочки на стол.

— Прекратите, — сказала Робин, промокая глаза салфеткой.

— Все будет хорошо, бюбеле. — По щекам бабушки катились слезы. — Иди сюда, моя сладкая.

Она потянулась к внучке, и та прильнула к ней, обняв здоровой рукой.

— Дышим, — сказала тетя.

И они стали дышать. Подышали вразнобой, подышали вместе.

— А теперь за дело.

Робин открыла верхнюю папку, набитую брошюрами. Спа, курорты и санатории для людей с лишним весом.

— Жирофермы, — буркнула Эди.

— Надо с чего-то начинать, — сказала тетя.

— Никуда я не поеду. Как вы тут без меня?

— А вот кое-что про диетологов. — Робин вытащила гладкий лист.

На нем была фотография пышущего здоровьем мужчины с огромными белоснежными зубами, которые странным образом казались белее, чем сама бумага.

— Лучший доктор в Чикаго, занимается как раз такими, как ты. В пригородах работает по вторникам и пятницам.

— Я и так почти каждый день хожу по стадиону, — возразила бабушка.

— Этого мало.

— Я очень стараюсь.

— Я вижу, как ты стараешься, — зло бросила тетя, обводя рукой чистый стол.

— Мне тут нравится, — всхлипнула Эди. — Тут у меня друзья. Хочешь, чтобы я друзей бросила?

Эмили вдруг стало не по себе. Сложность человеческих отношений, обнаженные чувства тех, кого она любила и уважала, были для нее слишком тяжелы. Она пока не хотела этого знать.

— А что в другой папке? — спросила девочка.

Женщины взглянули на нее. Тетя нервно махнула рукой.

— Крайняя мера.

Эмили схватила папку и заглянула в нее. Ушивание желудка. Скобы и трубки.

— Это не сейчас. Наверное, ближе к концу года. — Робин потерла бледные щеки. — Гарантий никаких нет, и риск большой. — Она опустила глаза. — Просто одно из возможных решений. Мне оно и самой не нравится.

Она вдруг обняла Эди.

— Мама, не надо! Пожалуйста.

— Пожалуйста, — повторила Эмили.

Бабушка сжала руки дочери, потом, закрыв обе папки, положила их на стул рядом с собой и кивнула.

— Я почитаю вечером.

— Завтра я тебе позвоню, — сказала Робин. — Сразу, как проснусь.

— Хорошо, — согласилась бабушка. — Я твоим звонкам всегда рада.

Эди наконец вытерла слезы салфеткой и повернулась к Эмили:

— А ты когда-нибудь видела, какие в ресторанах кухни? Давай познакомлю тебя с шеф-поваром.

Вдвоем они подошли к дверям, Эди постучала и заглянула внутрь.

— Привет! К вам можно?

Эмили тоже просунула голову между створками. В углу сверкающей белой комнаты Анна обнимала за плечи высокого китайца с морщинистым лицом, поникшего и встревоженного.

— Конечно-конечно, — сказал мужчина. — Заходите.

— Что стряслось? — спросил он Эди.

— Да так, расстраиваемся по всяким пустякам. Это у нас наследственное.

— Три капли воды, — снова сказала Анна.

— Три очень мокрые капли, — пошутила бабушка. — Эмили, это отец Анны, Кеннет. Он владелец ресторана и шеф-повар.