Мидлмарч

— Но… — Тут на лице Розамонды появилась улыбка, а с ней — две ямочки. Сама Розамонда эти ямочки терпеть не могла и в обществе почти не улыбалась. — Но я ни за кого из Мидлмарча замуж не пойду.

— Да уж знаю, деточка, ты ведь отвадила самых отборных из них. Ну, а если найдется кто-нибудь получше, так кто же его достоин, как не ты.

— Простите, мама, но мне не хотелось бы, чтобы вы говорили «самые отборные из них».

— Так ведь они же самые отборные и есть!

— Это вульгарное выражение, мама.

— Может быть, может быть, душечка. Я ведь никогда не умела правильно выражаться. А как надо сказать?

— Самые лучшие из них.

— Да ведь это тоже простое и обычное слово! Будь у меня время подумать, я бы сказала: «Молодые люди, превосходные во всех отношениях». Ну, да ты со своим образованием лучше знаешь.

— И что же такое Рози знает лучше, маменька? — спросил мистер Фред, который неслышно скользнул в полуотворенную дверь, когда мать и дочь снова склонились над своим рукоделием, и, встав спиной к камину, принялся греть подошвы домашних туфель.

— Можно или нет сказать «молодые люди, превосходные во всех отношениях», — ответила миссис Винси, беря колокольчик.

— А, теперь появилось множество сортов чая и сахара, превосходных во всех отношениях. «Превосходный» прочно вошло в жаргон лавочников.

— Значит, ты начал осуждать жаргон? — мягко спросила Розамонда.

— Только дурного тона. Любой выбор слов — уже жаргон. Он указывает на принадлежность к тому или иному классу.

— Но есть правильный литературный язык. Это не жаргон.

— Извини меня, правильный литературный язык — это жаргон ученых педантов, которые пишут исторические труды и эссе. А самый крепкий жаргон — это жаргон поэтов.

— Ты говоришь невозможные вещи, Фред. Тебе лишь бы настоять на своем.

— Ну, скажи, это жаргон или поэзия, если назвать быка «тугожильным»?

— Разумеется, можешь назвать это поэзией, если хочешь.

— Попались, мисс Рози! Вы не способны отличить Гомера от жаргона. Я придумал новую игру: напишу на листочках жаргонные выражения и поэтические, а ты разложи их по принадлежности.

— До чего же приятно слушать, как разговаривает молодежь! — сказала миссис Винси с добродушным восхищением.

— А ничего другого у вас для меня не найдется, Притчард? — спросил Фред, когда на стол были поставлены кофе и тартинки, и, обозрев ветчину, вареную говядину и другие остатки холодных закусок, безмолвно отверг их с таким видом, словно лишь благовоспитанность удержала его от гримасы отвращения.

— Может быть, скушаете яичницу, сэр?

— Нет, никакой яичницы! Принесите мне жареные ребрышки.

— Право же, Фред, — сказала Розамонда, когда служанка вышла, — если ты хочешь есть за завтраком горячее, то мог бы вставать пораньше. Ты бываешь готов к шести часам, когда собираешься на охоту, и я не понимаю, почему тебе так трудно подняться с постели в другие Дни.

— Что делать, если ты такая непонятливая, Рози! Я могу встать рано, когда еду на охоту, потому что мне этого хочется.

— А что бы ты сказал про меня, если бы я спускалась к завтраку через два часа после всех остальных и требовала жареные ребрышки?

— Я бы сказал, что ты на редкость развязная барышня, — ответил Фред, невозмутимо принимаясь за тартинку.

— Не вижу, почему братья могут вести себя противно, а сестер за это осуждают.

— Я вовсе не веду себя противно. Это ты так думаешь. Слово «противно» определяет твои чувства, а не мое поведение.

— Мне кажется, оно вполне определяет запах жареных ребрышек.

— Отнюдь! Оно определяет ощущения в твоем носике, которые ты связываешь с жеманными понятиями, преподанными тебе в пансионе миссис Лемон. Посмотри на маму. Она никогда не ворчит и не требует, чтобы все делали только то, что нравится ей самой. Вот какой должна быть, на мой взгляд, приятная женщина.

— Милые мои, не надо ссориться, — сказала миссис Винси с материнской снисходительностью. — Лучше, Фред, расскажи нам про нового доктора. Он понравился твоему дяде?

— Как будто очень. Он задавал Лидгейту один вопрос за другим, а на ответы только морщился, словно ему наступали на ногу. Такая у него манера. Ну, вот и мои ребрышки.

— Но почему ты вернулся так поздно, милый? Ты ведь говорил, что только побываешь у дяди.

— А, я обедал у Плимдейла. Мы играли в вист. Лидгейт тоже там был.

— Ну, и что ты о нем думаешь? Наверное, настоящий джентльмен. Говорят, он из очень хорошей семьи — его родственники у себя в графстве принадлежат к самому высшему обществу.

— Да, — сказал Фред. — В университете был один Лидгейт: так и сорил деньгами. Доктор, как выяснилось, приходится ему троюродным братом. Однако у богатых людей могут быть очень бедные троюродные братья.