Мичман Изи

— Так вот, — частенько говорил он, — если артиллерийский офицер не овладеет навигацией, он не сможет взять на себя командование кораблём. Боцман и плотник — простые практики, но артиллерист — учёный или, во всяком случае, должен быть им. Стрельба, сэр, это наука: у нас есть свои углы прицела и линии наводки, траттория[26], то бишь траектория полёта ядра, метательная сила пороха и таблица редукции порохового заряда по градусной — простите, сэр, — по градуированной шкале, свои параболы и поправки на ветер. Нет, сэр, артиллеристу нельзя простить, если он не навигатор, потому что мы пользуемся теми же самыми математическими выкладками.

Придерживаясь таких принципов, мистер Верзиланс приобрёл для своей библиотеки «Руководство по навигации» Джона Гамильтона Мура и продвинулся в изучении навигации не дальше той точки, на которой он застрял при изучении «Искусства артиллерийской стрельбы», то есть на самом пороге науки, при всех своих математических выкладках. Нужно отдать ему должное: он занимался науками по два-три часа в день, и не его вина, что науки ему не давались. В его голове всё перепуталось: все эти углы прицела и линии наводки, синусы и косинусы, снаряды и заряды, логарифмы и алгоритмы, квадратура и квадранты, градусы и радиусы — всё смешалось в его бедном мозгу, который едва мог вместить четыре основных арифметических действия. «Слишком большая учёность доводит до сумасшествия», — сказали как-то одному из апостолов. У мистера Верзиланса, правда, не было достаточно ума, чтобы сойти с ума. И чем больше он читал, тем меньше понимал, и учёность отягощала его мозг, как свинец, что не мешало ему гордиться ею и высказываться не иначе, как в «математических терниях», имея в виду «термины».

— Насколько я понимаю, мистер Изи, — сказал однажды комендор Джеку во время их перехода на Мальту, — вы занялись наукой навигации. Это похвально, в вашем возрасте давно пора.

— Да, я могу опустить перпендикуляр и назвать все тридцать два румба компаса в прямом и обратном порядке, — сказал Джек.

— Но вы ещё не проходили дисперсию компаса? — спросил Верзиланс, подразумевая девиацию компаса.

— Нет ещё, — ответил Джек.

— А знаете ли вы, что корабль, совершающий кругосветное плавание, описывает параболу?

— Мы это ещё не проходили, — ответил Джек.

— И что угол падения любого тела равен углу тангенса?

— Очень может быть, — ответил Джек, — что синус ему не по вкусу.

— Вы ещё не приступали к пятигонометрии?

— Нет, ещё не приступали.

— Тригонометрия — ерунда по сравнению с пятигонометрией! Чтобы её освоить, нужно быть семи пядей во лбу.

— Вероятно, это так, — ответил Джек.

— Тогда-то вы узнаете, что параллели пересекаются.

— Две параллельные прямые, продлённые в бесконечность, никогда не пересекутся, — возразил Джек.

— Простите, это не так, — сказал комендор.

— Простите, это так, — сказал Джек.

Доказывая свою правоту, Верзиланс вынес карту полушарий и показал, что все параллели сходятся в одной точке, опоясав земной шар.

— Параллели никогда не пересекаются, — ответил Джек, вытаскивая учебник Гамильтона Мура.

Верзиланс и Джек крепко поспорили, после чего решили обратиться к высшему авторитету, мистеру Джоллифу, который с улыбкой сказал:

— Эти линии — параллели, но это не те параллели, которые не пересекаются.

Таким ответом они оба остались довольны, поскольку он доказывал, что они оба правы. Джек правильно делал, что спорил с Верзилансом: если бы он принял на веру все утверждения комендора, признав его учёность, у него в голове воцарилась бы такая же путаница, как и у самого Верзиланса. Они ни разу не встретились, чтобы не поспорить, а так как в конце концов Джек оказывался прав, то это шло только на пользу его учению. Когда он наконец стал разбираться в навигации, то обнаружил, что его оппонент ровно ничего в ней не смыслит. Ко времени, когда они прибыли на Мальту, Джек с грехом пополам мог выполнять штурманскую работу.

На Мальте Джек попал в новую историю. Хотя Гадинг не мог навредить ему, всё же он искал случай отомстить Джеку, и это желание росло у него тем больше, чем популярнее становился Джек среди команды. Но в данном случае речь идёт о его врагах — боцмане и буфетчике. Джек и Мести продолжали вести свои разговоры на баке, и объединённые ненавистью к нему, боцман и буфетчик стали верными союзниками. Истхап, вступая на ночную вахту вместе с боцманом Биггсом, надевал теперь свою самую красивую жилетку, и они не упускали случая почесать языки по адресу нашего героя.

— По моему лищному мнению, — сказал однажды вечером Истхап, теребя оборочки своей рубашки и поглядывая на Джека, стоявшего неподалёку, — джентльмен должен вести себя благородно, и ежели он проповедует разные идеи насщёт равенства и прощие либеральные взгляды, он должен так и поступать.

— Вот именно, мистер Истхап, это вы верно сказали. И у него нет таких прав, чтобы оскорблять другого джентльмена, не хужее его самого, только потому, что тот не обедает за капитанским столом. И спрашивается: за что? За то, что этот джентльмен высказывает в открытую такие же взгляды, как у него самого!