Мичман Изи

— А я объясню почему. Самый прочный и нерушимый вид постройки — пирамида, ведь она бросает вызов векам. И с пирамидой можно сравнить самую совершенную форму общества, которое зиждется на массе людей, и чем выше мы поднимаемся по общественным ступеням, тем меньше людей располагается на каждой из них и тем больше у них богатства, знатности и талантов, а венчается пирамида её вершиной — монархом. И всё же каждый отдельный камень — от вершины до основания — необходим для прочности всей постройки и выполняет своё предназначение в положенном месте. Если бы вы могли доказать, что те, кто находится на вершине пирамиды, более счастливы в нашем мире, то вы имели бы на руках веский довод в пользу своего тезиса, но, увы, как известно, дело обстоит иначе: крестьянин, довольный своим положением, может быть более счастливым, чем король, обременённый множеством забот и грузом ответственности.

— Очень хороший аргумент, Джек, — заметил доктор Миддлтон. — Однако в мире существуют не только монархии, есть и другие формы общественного устройства — республики и деспотические государства.

— Существуют, но ни в одной из этих форм вы не найдёте равенства. В республиках те, кто правит народом, обладают большей властью, чем монархи. Например, президент более могуществен, чем король, он почти что деспот, его воля — закон. Даже в мелких обществах всегда кто-то один берёт на себя руководство и верховодит над другими. Эта система начинается в школе, когда мы только вступаем в жизнь, и там мы усваиваем привычку к мелкой тирании. Имеется только один случай, который предполагает равенство в этом мире, но оно достижимо только в упорядоченном обществе — это равенство всех перед законом и право всех на справедливость при отправлении правосудия. Когда нас призывают к ответу за наши проступки, нас всех судят по единым законам. Вот теперь, отец, ты выслушал моё мнение.

— Но, дорогой мой, всё это хорошо в теории, а как оно получится на практике?

— А вот так. Роскошь, изнеженность, безделье и, если вам угодно, развращённость богатых — всё это способствует поддержке благополучия и занятости бедных. Возьмём для примера расточительность — это порок, но в то же время она способствует перекачке денег в менее обеспеченные слои общества, то есть порок одного содействует процветанию многих. Единственный порок, который не компенсируется пользой и выгодой для других, — скупость. Если бы все были равны, не было бы искусства, трудолюбия, промышленности и занятости. При нынешнем положении дел неравенство в распределении богатств можно сравнить с сердцем, перегоняющим кровь по человеческому организму, — та же самая кровь возвращается по венам к сердцу, чтобы опять устремиться к конечностям, поддерживая тем самым полноценную и нормальную циркуляцию крови.

— Браво, Джек, — сказал Миддлтон. — Есть у вас возражения, сэр? — обратился он к мистеру Покладистому.

— Возражения?! — презрительно ответил мистер Изи-старший. — Да он не привёл ещё ни одного серьёзного довода. Вон даже чёрный слуга смеётся над ним — смотрите, как он скалит зубы. Может ли он забыть ужасы рабства? Может ли он примириться с унижениями от побоев безжалостным кнутом? Нет, сэр, он страдал, и он может оценить божественный закон равенства! Спроси его, Джек, спроси его, если посмеешь, признаёт ли он правоту твоих доводов.

— Что ж, я спрошу, — ответил Джек. — И чистосердечно признаюсь, что он был когда-то последователем вашего учения. Мести, скажи, что ты думаешь о равенстве?

— О равенстве, масса Изи? — спросил Мести, поправляя галстук. — Я говорю — к чертям равенство теперь, когта я стал мажортомом.

— Негодяй заслуживает того, чтобы оставаться рабом на всю жизнь.

— Правда, я пыл рапом, но я пыл и принцем у сепя на ротине. Масса Изи знает, сколько черепов у меня пыло в томе.

— Черепов? Хм, вы разбираетесь в этой божественной науке? Вы френолог?

— Во всяком случае, я хорошо разпирался в человеческих черепах у сепя на ротине, в стране ашанти.

— Ну, раз так, вы должны быть френологом. Я и понятия не имел, что эта наука так широко распространена, а может быть, она и занесена оттуда. Завтра мы побеседуем на эту тему. Это очень любопытно, не правда ли, мистер Миддлтон?

— Весьма, мистер Изи, — ответил тот сухо.

— Я пощупаю его голову завтра, и если что-нибудь окажется не так, возьмусь за её исправление с помощью моей машины. Кстати, я совсем забыл, джентльмены, извините меня, мне нужно посмотреть, что там сделал плотник. А потом я отправляюсь на заседание общества. Джек, дорогой, не хочешь ли послушать мою речь?

— Благодарю, сэр, но я не могу бросить наших друзей.

Мистер Покладистый вышел из комнаты.

— Вы осведомлены о том, что ваш отец открыл свои охотничьи угодья для всех желающих поохотиться? — спросил мистер Хэнсон.

— Чёрт побери, какая досада!

— Кроме того, он позволил расположиться табором в лесу нескольким семействам цыган, к большому неудовольствию соседей, которые терпят урон от их набегов, — добавил доктор Миддлтон.