Мичман Изи

Можно бы было подумать, что его отсутствие будет тяжело ощущаться в доме, но этого не было. Во-первых, доктор Миддльтон указал мистрисс Изи на то, что сечение школе не применяется, тогда как трепка, полученная Джонни от отца, без сомнения, повторилось бы не раз; а во-вторых, хотя мистрисс Изи воображала, что не переживет разлуки с сыном, но вскоре убедилась, что остается и в его отсутствие живехонькой, да чуть ли еще не счастливее, чем при нем. Ребенок, тем более балованный, всегда является источником беспокойства и тревоги, и после отправки Джонни в школу мистрисс Изи стала чувствовать себя гораздо спокойнее и свободнее, что более соответствовало ее наклонностям. Понемногу она отвыкла от него и стала довольствоваться случайными свиданиями и сообщениями доктора Миддльтона, так что под конец совершенно примирилась с тем, что он остается в школе и является домой только по воскресеньям да на каникулы. Джон Изи хорошо учился; способности у него были недурные, и мистер Изи при свиданиях с доктором Миддльтоном потирал руки, говоря:

— Пусть побудет у них еще годика два, а там я сам завершу его образование.

Каждые каникулы он старался внедрять свою философию в голову сына, который, хотя и относился к ней без особенного внимания, однако не выказывал и отвращения к философическим словопрениям. Напротив, привычку «аргументировать» он воспринял от мистера Изи и усвоил ее в такой степени, что мог заговорить даже своего родителя.

Ничто не доставляло мистеру Изи такого удовольствия, как эта речистость сына.

— Верно, сынок! Оспаривай этот пункт, Джек, — оспаривай этот пункт, мальчик! — приговаривал он, когда Джек спорил с матерью; и потирая руки, обращался к доктору Миддльтону, замечая: — Поверьте мне, из Джека выйдет великий человек.

Затем он давал Джеку гинею, и тот убеждался, что философия имеет свои достоинства. В школе он избегал вступать в прения с учителями и директором, так как убедился, что результат редко оказывается благоприятным для него; но охотно заводил дебаты с товарищами; дебаты кончались обыкновенно дракой, в которой Джек умел постоять за себя, не сохраняя, однако, злобного чувства если трепка доставалась на его долю.

Так воспитывался он до шестнадцати лет. В этом возрасте Джек был довольно красивый и стройный малый несколько легкомысленный, веселый и добродушный. Великие принципы равенства прав человека, имущественного уравнения — в те времена зачатки социалистического учения только что проявились — он усвоил от своего отца в такой же сумбурной и бестолковой форме какую они приняли в голове философа. Ему и в голову не приходило, что практическое осуществление этих принципов представляет общественную задачу, которая может быть решена только посредством общественной работы. Идея прав человека соответствовала его характеру, добродушному и возмущавшемуся угнетением и несправедливостью. Практическое ее применение выражалось в том, что он вступался в школе за обижаемых товарищей, не жалея собственных боков; относился с большим вниманием и вежливостью к зависимым и низшим, и всегда готов был помочь, как умел, слабому. Что касается идеи об имущественном уравнении, то она выражалась у него только в дурачествах вроде ловли рыбы в чужих прудах и т. п., причем в случае столкновения с владельцами он пресерьезно пытался доказывать, что плоды земные составляют общее достояние. Владельцы обыкновенно обнаруживали глубочайшее равнодушие к философским аргументам, но тем охотнее прибегали к «argumentum baculinum», т. е. попросту к палке, на каковую аргументацию наш герой отвечал в том же духе, но нередко принуждаем был ретироваться с уроном. В сущности, эти похождения соответствовали юношеской наклонности к проказам и дурачествам, а мысль, что, привязывая к ним великие идеи, он только компрометирует эти последние, не приходила в голову нашему герою.

В одно прекрасное утро Джек заметил за изгородью какого-то сада большую яблоню со множеством соблазнительных плодов и, недолго думая, перемахнул через изгородь, взобрался на дерево, выбрал яблоко получше и принялся есть.

— Эй, сэр, что вы там делаете? — раздался грубый голос.

Джек взглянул на коренастого субъекта в серой куртке и коричневом жилете, стоявшего под деревом.

— Разве вы не видите, что делаю, — отвечал Джек, — ем яблоки, хотите, брошу и вам?

— Покорнейше вас благодарю, вы так свободно угощаете ими других и себя самого, как будто они ваша собственность.

— Ничуть не более моя собственность, чем ваша, добрейший.

— Ну, это больше похоже на правду, но все же не совсем правда; эти яблоки мои, и я вас прошу спуститься с дерева как можно скорее. Когда вы будете внизу, мы сведем счеты и, — прибавил субъект, тряхнув дубинкой, — я рассчитаюсь с вами.

Джеку не особенно понравился этот оборот дела.

— Добрейший мой, — сказал он, — с вашей стороны чистый предрассудок воображать, будто эти яблоки не даны, как и все остальные плоды, в пользование всем нам; они общее достояние, поверьте мне.

— Это как посмотреть, любезный, у меня свой взгляд.

— Вы найдете это в Библии.