Мятежный дух

Малец попытался выхватить из этого мимолетного воспоминания подробности разговора, но видение уже погасло.

— Твоим спутникам следует оставаться в доме, — обратился Сгэйль к Мальцу, и понять его речь было гораздо легче, чем тот диалект, на котором говорила Винн. — Ты волен идти, куда пожелаешь, — как и все маджай-хи.

Он поднялся и отдернул входную занавеску. Малец неуверенно оглянулся на Лисила.

— Здесь им ничего не грозит, — сказал Сгэйль.

По правде сказать, Мальцу страстно хотелось выскользнуть из дома, мчаться размашистыми прыжками по лесу своей юности, всеми чувствами принимая его благодатный покой.

— Только недолго, — сказал Лисил.

Малец хотел бы довериться Сгэйлю, но на чистоту его намерений не рассчитывал. Негромко рыкнув, он пробрался мимо анмаглахка, вынырнул наружу и побежал между жилыми деревьями эльфов.

Почти все жители селения уже разошлись по домам, но над общинной печью еще курился тонкий дымок. Издалека с порывом ветра донесся вой. Малец вгляделся в темноту леса, вплотную подступавшего к жилым деревьям.

Он всем сердцем желал мчаться по мягкой земле, ощущая, как на бегу щекотно касаются лап лесные травинки.

Душевные терзания Лисила, гнев и сомнения Магьер и даже мелкие страхи Винн — все это, вместе взятое, порой становилось непосильной ношей. Мальца мучила неопределенность, поскольку он больше не мог видеть, что способно принести им будущее. Если бы только он отбросил свои тревоги и мог ненадолго забыться… но нет, нельзя позволять себе ни единого бездумного порыва. Ведь он остался один.

Где же его сородичи? Почему молчат? Почему хотя бы не укоряют его в том, что он действует вопреки их мнению?

Память о жизни среди стихийных духов с годами изрядно поблекла. А быть может, она никогда и не была полной и достоверной. Смертная плоть, в которую был облечен Малец, просто не могла вместить то беспредельное сознание, которое он разделял со своими сородичами. Впрочем, у жизни во плоти были свои преимущества, — по крайней мере, так считал Малец.

Инстинкт твердил ему, что Вельмидревний Отче смертельно опасен, что Лисила нельзя даже близко подпускать к нему. Но как еще они смогут найти и освободить Нейну?

Лисил ни за что не откажется от этой цели. Да и он, Малец, по правде говоря, — тоже.

Пес прошел между жилыми деревьями — изнутри доносились голоса — и, миновав последнее жилище, остановился на самой опушке леса. Таинственный вой повторился, на сей раз ближе. Между деревьями мелькнула мерцающая тень. Еще одна.

Два маджай-хи выскочили из кустов и при виде Мальца остановились. Шерсть у обоих была цвета стали, глаза прозрачные. Псов можно было счесть близнецами. Один заскулил, а затем оба резво нырнули обратно в подлесок.

Малец инстинктивно шагнул за ними.

Они разговаривают воспоминаниями. Он уловил это еще в ту первую встречу, когда стая кружила вокруг них, явившись на зов серебристого оленя.

Неужели от этого способа общения… сообщения… происходит и его собственная способность играть с чужой памятью? Неужели это наследственность маджай-хи, смешанная с его сутью стихийного духа, дала ему такой дар? Сумеют ли маджай-хи одарить его воспоминаниями, не такими мрачными и тяжкими, как его собственные?

Под косматым древним кедром шевельнулся клочок ночной тьмы, и на Мальца уставилась пара мерцающих глаз.

Из темноты, обретая видимые очертания, шагнул седой вожак стаи. Прочие маджай-хи кружили между деревьями, и среди них мелькнул знакомый белоснежный силуэт. Самка обогнула куст куманики и замерла с приподнятой передней лапой, пристально глядя на Мальца.

Винн сказала, что своей белизной она напоминает лилию. И сейчас легкие золотистые искорки в глазах самки напомнили Мальцу сердцевинку этого цветка.

Самка подошла ближе, потянула носом. Ее запах сплетался с запахами плодородной земли и влажных листьев. Малец замер, ощутив, как ее нос скользит по его щеке, шее, касается шерсти за ухом. Затем она прижалась к нему головой, висок к виску.

В сознании Мальца мелькнул серебристый силуэт, озаренный лунным светом.

Это ее мать… белоснежная самка показала ему облик своей матери.

Малец вспомнил, как бегал по эльфийской лужайке с братьями и сестрами.

И опять перед его мысленным взором промелькнуло видение из чужой памяти. Щенки борются за право забраться на ствол поваленного дерева, и их шубки облеплены хлопьями лишайника, который осыпается на них, увлеченных невсамделишной дракой.

Белоснежная самка увидела его воспоминание и ответила своим.

Беседовать вот так, без малейших усилий, делиться воспоминаниями вместо того, чтобы вылавливать их в чужом сознании… Как будто он обрел дар речи и теперь, после долгих лет в одиноком безмолвии, услышал тех, кто рядом.

Щенком Малец этого не умел. Быть может, просто не успел научиться до того, как его забрала Эйллеан, чтобы отдать маленькому Лисилу. Быть может, это умение приходило вместе со взрослением, как, например, человеческая речь. В памяти Мальца возникли Нейна и ее сын-полукровка, узники в стенах Веньеца.