Женщина попыталась что-то сказать, Яков Пантелеймонович начал и вовсе грозить какими-то знакомствами, что если мы им не поможем, то он будет жаловаться. В городе, время от времени, слышны одиночные выстрелы. Нет, это не организованное сопротивление, думаю, кто-то пытается защитить свою собственность и тогда пуля ставит точку.
Перед зданием вокзала нам пришлось остановиться в переулке и отправить двух подпоручиков на разведку. Пушки продолжают стрелять, правда, паузы между выстрелами стали большими. Начинают беречь снаряды или что? О плохом думать нет желания, орудия должны замолчать. Минут двадцать продлилось ожидание, а потом вернулись наши офицеры и доложили:
– Три пушки ведут огонь с перрона, сделаны укрепления из мешков с песком, солдат порядка десятка, не считая артиллерийских расчетов. Командует какой-то поручик от артиллерии.
– Скрытно подобраться? – уточнил капитан.
– Легко, если нацепить на грудь, – вытащил из кармана подпоручик красный бант, не закончив фразы.
– Нет, ничего нам бояться, – отрицательно ответил я. – Двое остаются с машинами, остальные берут автоматы и вперед. Стреляем без предупреждения, патроны просто так не жечь! Пошли!
Капитан с Анзором попытались заикнуться, что мне следует остаться в переулке, а они сами все сделают. Ничего им не ответил, лишь криво усмехнулся. На кон поставлено слишком многое, чтобы заботиться о сохранности своей шкуры.
К зданию вокзала шли не таясь, охранение мятежники не выставили, патрулями не озаботились, нет у них нормального командира и организованности. Город почти вымер, вокзал пуст, что уму непостижимо. В зале ожидания, прямо на полу расположилось пятеро мятежников, которые выставили на газету бутыль самогона, разложили снедь (буфет грабанули?) и устроили попойку. Наше появление для молодых парней оказалось неожиданным, а так как они уже прилично подпили, то и сопротивление не оказали. Убивать их не стали, скрутили ремнями, да закрыли в каком-то подсобном помещении, подперев двери стульями.
– Иван, ты чего врагов жалеешь? – шепнул мне Анзор.
– Блин, да какие они к чертям враги? – покачал я головой. – Повелись на громкие лозунги, не понимают, что творят. Парням-то еще нет и двадцати, не мародерствуют и не насильничают. А то, что красные банты нацепили… – помолчал, а потом закончил: – Мы не убийцы, пусть с ними потом разбирается полиция и определяет степень вины каждого.
Вышли на перрон и двинулись цепью на мятежников. Конечно, нас мало по сравнению с ними, но огневой перевес на нашей стороне. Не ожидал никто, что мы появимся с тыла.
– Тот, кто бросит оружие и сдастся – останется жив! – выкрикнул я и дал короткую очередь из автомата поверх голов артиллеристов.
Поручик, командующий расчетом пушкарей, первый руки поднял и радостно улыбнулся. У офицера нет на груди банта, голова перебинтована, его не так давно избили и сюда он, вероятно, попал не по своей воле. Расчеты у пушек и не подумали оказать сопротивление, стрельбу прекратили, а к винтовкам никто не дернулся. А вот если бы не сдались, то неизвестно чем бы наша атака закончилась. Один солдат, что-то рассматривающий в бинокль, резко в нашу сторону повернулся, схватился за кобуру и прокричал:
– К оружию! Покажем офицерью за кем правда!
Его послушались, не все, примерно половина. Кто-то стал лихорадочно передергивать затворы винтовок, двое попытались развернуть в нашу сторону пулемет. Остальные же мятежники побросали винтовки и руки вверх подняли. Дожидаться, когда солдаты начнут стрелять мы не стали, короткие и злые очереди из автоматов унесли жизни десяти мятежников.
– Поручик! Ко мне! – мрачно потребовал я, смотря на офицера, командовавшего артиллеристами.
Он попытался подойти строевым шагом, пару раз качнулся из стороны в сторону, но дошел и представился:
– Поручик 7-й батареи лейб-гвардии 3-й Артиллерийской бригады Соломин Юрий Васильевич!
– Что здесь происходит? По каким целям вели огонь? – мрачно поинтересовался я.
– Эшелон с техникой и живой силой противника, – ответил поручик, а потом добавил: – Стреляли на упреждение и недолет!
– Поясните, – потребовал я.
– У нас не оставалось выхода, бить же на поражение не позволят присяга! – мрачно ответил тот.
– Ваше высокоблагородие, следует занять оборону, нас могли услышать, – обратился ко мне капитан Жермеев.
– Командуйте, Сергей Юрьевич, – предложил я и кивнул поручику-артиллеристу на ящики из-под снарядов: – Пойдемте присядем, вижу, что вам на ногах стоять непросто.
– Виноват! Разрешите уточнить ваше звание? – не сдвинулся тот с места.
– Чурков Иван Макарович, наместник Урала, – запоздало представился я.
– Ваше высокопревосходительство! Очень рад и для меня большая честь знакомство с вами! – широко улыбнулся поручик, которого в сторону неожиданно повело.
Сумел схватить его за рукав и не дал упасть.
– Ранены? – спросил поручика.
– Никак нет, – ответил тот. – Побили сильно и угрожали расправиться над семьей, если откажусь стрелять.
– Ясно, – поморщился.