Мятеж Рогоносцев

Все, кроме меня. Сидя в повозке и прижимая к себе спящую Жанну, я не могла уснуть. Этот внезапный отъезд оставил в моей душе тяжелый осадок. Мои мысли снова и снова возвращались к маленькому замку в горах, словно я оставила там что-то, но никак не могла вспомнить, что именно. Тщетно я убеждала себя в том, что должна благодарить судьбу за столь нежданное освобождение из почти годичного заточения, что дон Алонсо проявил милосердие, позволив нам с Жанной покинуть замок как можно быстрее, и даже не подписав никаких письменных обязательств, скрепляющих наш с ним договор о разводе. Он отпустил нас с дочерью вместо того, чтобы запереть меня в монастырь. Но я чувствовала себя так, словно явилась в гости и была выдворена за дверь даже без объяснения причин. Разумеется, рассчитывать на теплое прощание со стороны дона Алонсо было нелепо, но все остальные… Мы прожили вместе зиму, и какую зиму, мы бок о бок боролись за право остаться в живых, и теперь мне дали понять, что мы с дочерью все равно не принадлежим к этому маленькому горскому сообществу и никогда не будем принадлежать. Я понимала, что это нелепо и глупо, но все же не могла справиться с горечью охватившего меня чувства обиды.

И больше всего из-за дона Алонсо. Своим вопросом о том, какую долю имущества я хочу получить, своим пренебрежительно-высокомерным тоном он напомнил в очередной раз, кем меня считает — алчной беспринципной выскочкой. Женщиной, которую нельзя назвать порядочной.

Но горше всего было то, что многое из его обвинений было правдой. И у меня не было оправданий, только жгучее желание повернуть время вспять. Меня выставил за дверь человек, которого я, при всех его недостатках, имела основания уважать. Почти год я прожила в его власти, и ни разу он не применил свою власть во вред мне или моей дочери, хотя мог бы, и едва ли его стали бы за это осуждать. В нашем споре он оказался достойнее и великодушнее меня, так и не отказавшейся от претензий на АльмЭлис.

Вынесенный мне приговор не предусматривал права на ошибку, на человеческую слабость. Дон Алонсо, со своим железным кодексом чести, не дал такого права ни себе, ни кому-либо другому. Сидя в карете, я плакала, потому что знала — я не могу поступить иначе, а он не способен понять, почему я поступалась своей совестью. Он никогда не женился бы на мне, даже не потому, что считал меня выскочкой, а потому, что все мои поступки с его точки зрения, были недостойными и недопустимыми. А еще потому, что его гордость и мужское самолюбие, не могли примириться с тем, что я принадлежала слишком многим мужчинам до него.

Он оскорбил меня и сделал это намеренно. Унижая меня, он наказал себя, за то, что позволил себе забыться. Моя женская интуиция подсказывала, что он влюблен в меня, и истинная причина моего отъезда заключается в том, что грань между ним и мной стала тоньше, чем он мог себе позволить.

По мере того как моя повозка в сопровождении охраны, выделенной доном Алонсо, продвигалась к цели своего путешествия, следуя то за одним караваном, то за другим, я все чаще задумывалась о том, что ждет меня дома. Я отсутствовала почти целый год и, ясное дело, нечего было и рассчитывать на то, чтоб восстановить свое былое положение без борьбы. При одном воспоминании о придворных интригах меня бросало в дрожь, я отвыкла за это время от постоянных интриг, не имела представления о модных веяниях и последних новостях, а главное о том, где и с кем сейчас король. Король, который так и не соизволил ничего предпринять для нашего возвращения. И пусть ему не было дела до бывшей любовницы, но Жанна — его дочь, и такого отношения к ее судьбе я спускать ему не собиралась. Я устала от его измен, от ненужных гостей и празднеств, от его небрежного и неопределенного отношения к дочери. Я поняла это, прожив год в захолустье, среди простых людей и понятных отношений.

Я въехала в ворота АльмЭлиса со слезами на глазах. Увидев до боли знакомые стены, я поняла, как сильно скучала по своему дому. На встречу мне вышла Фиона. Взяв на руки подбежавшую к ней Жанну, она лишь буркнула, глядя на меня: «Явилась! Дите-то как исхудало». Но меня ей было не провести. Да и я сама никого не хотела видеть так, как ее. Следом за ней вышли Лизон и Андуэн. Энрике открыл было рот, но тут же закрыл, потому как я заявила, что устала и хочу отдохнуть с дороги. Я велела накормить и устроить на ночлег охрану, что сопровождала мою повозку, а сама поднялась в свои покои.

В сумерках я лежала на постели, слушая сердитый шепот Фионы:

— Бесстыжая, ох, бесстыжая! Этому нехристю все одно море по колено, так и ты туда же! Детям неповинным решили жизнь попортить! Что Жанне все это отзовется, поди не подумала?!

— Жанна теперь законная наследница АльмЭлиса.

— Жадная ты стала, от жадности голову потеряла. Говорила я тебе, пусть была бы она баронессой Чандос, так не висело бы сейчас над ее головкой это проклятие.

— Какое проклятие, Фиона? Никто ее не проклинал. Она теперь законная дочь графа Луис эль Горра, и после развода все так и останется.