Мятеж против Ельцина

Первой поправкой к Конституции РСФСР, принятой съездом по инициативе Б. Ельцина практически без обсуждения, было увеличение числа его заместителей с одного до четырех (из них один — первый). Эта малозначительная на первый взгляд поправка, внесенная Ельциным из соображений престижа, имела однако серьезные последствия. Устройство законодательной машины, какой является парламент, имеет строгую логику. Прежняя схема исходила из того, что основная законодательная работа будет проходить в палатах, а председатель с его замом — координировать работу палат и вести не слишком частые совместные заседания.

Принятая с ходу поправка эту схему кардинально поломала. В парламенте образовался мощный «центр» (впоследствии к нему добавился секретарь Президиума Верховного Совета), который взял на себя все управление законодательным процессом. Наличие четырех заместителей надежно изолировало председателя от работы с депутатами, от необходимости вникать в законопроекты и лично вести заседания, ослабило роль палат. Все это вскоре сказалось, причем самым негативным образом.

Следующим постановлением съезд изменил редакцию статей 6 и 7 Конституции, закреплявших руководящую роль коммунистической партии. Новая редакция устанавливала, что «политические партии, профсоюзные, молодежные и другие общественные организации и массовые движения через своих представителей, избранных в Советы народных депутатов, и в других формах участвуют в выработке политики государства, в управлении государственными и общественными делами». Принятая съездом поправка обязывала все политические партии, общественные организации и массовые движения действовать в рамках Конституции и законов.

Таким образом, первый съезд сходу отменил руководящую роль коммунистической партии и установил для всех организаций принцип законности. Будущим исследователям российского парламентаризма будет трудно, наверное, понять, каким образом съезд, состоящий почти на 90 процентов из коммунистов, конституционным большинством голосов ликвидировал руководящую роль коммунистической партии. Но таковы факты. И они никак не вписываются в сформированный позже стереотип об «изначальной порочности» и «консерватизме» съезда, его противостоянии демократическим реформам.

На съезде обсуждалась, но так и не была принята поправка о реформе постоянно действующего представительного органа власти — Верховного Совета. Докладывал этот вопрос я. К сожалению, «демократически» настроенная часть зала перевела его в плоскость политической конфронтации, использовала для сведения счетов с политическими противниками. Некоторые депутаты настаивали на совершенно нереалистичной идее преобразования всего съезда в Верховный Совет. Не сумев договориться между собой, «демократы» проиграли — ни одна из поправок не прошла. Съезд ограничился тем, что снял требование о «паритетных началах» формирования комиссий и комитетов, которое практически парализовало избрание этих рабочих органов Верховного Совета. В Конституции было закреплено, что отныне комитеты и комиссии формируются палатами на «совместных началах».

* * *

Политические цели «демократической» оппозиции были с наибольшей полнотой и открытостью выражены в документе, внесенном на съезд группой ленинградских депутатов — В. Варовым, В. Дмитриевым, И. Константиновым. В первых его строках провозглашалось: «Настоящим декретом Съезд народных депутатов РСФСР заявляет о взятии всей полноты государственной власти на территории РСФСР». Взятии — у кого? У кого может взять власть Съезд, и без того являющийся по Конституции высшим органом государственной власти? Очевидно — у коммунистической партии и союзного руководства.

Естественно, что вокруг этого документа заварилась крутая политическая интрига. У меня в архиве сохранились около десятка альтернативных вариантов «Декрета о власти», внесенных различными депутатами и депутатскими группами, множество поправок к ним. Из них видно, что первоначальный проект постепенно эволюционировал в сторону кодекса абстрактных общедемократических призывов и лозунгов: «власть осуществляется народом», «совмещение государственных и партийных постов не допускается», «запрещается бюджетное финансирование деятельности политических организаций и партий» и так далее. Но и в этом явно выхолощенном виде «Декрет о власти» сохранял конфронтационный дух, наводил на мысль об «антисоветском и антикоммунистическом перевороте». После многочисленных голосований проект был принят съездом лишь за основу для дальнейшей работы.

Б. Ельцин «Декрет о власти» поддержал, но особенно его не педалировал. Как более опытный политик, он понимал, что преждевременно «прокукарекать» о взятии власти — не поможет, а скорее помешает взять ее реально.

Несмотря на поручение съезда Конституционной комиссии, «Декрет о власти» так и не был принят в окончательной редакции. Жизнь его обогнала. Провозглашенные в нем задачи и цели были фактически реализованы в ходе августовского (1991 года) и октябрьского (1993 года) государственных переворотов.

* * *