— Теперь новый боевой совет, — ни к кому не обращаясь, громко сообщил Петров. А потом, повернувшись к Чеусову: — Вот красноармейцы избрали нас заново: я — председатель, потом Чернов, Букин…
— А мы как же? — изумился Чеусов. — Нас же на общем собранье выбирали…
— Не… И командующим меня назначили, — не слушая его, продолжал Петров, — а Букин вот в помощники, Чернов — комиссаром. Некогда тянуть, а сейчас же надо дело делать…
— Товарищи, — обратился к ним Шегабутдинов, — можете мне верить, можете нет, но я тоже думаю, что всю крепость надо снова собрать, чтобы боесовет новый… А теперь, Петров, действительно ты должен заняться войсками, в совете мы и сами справимся.
Петров не протестовал. У него, видимо, была какая-то новая мысль.
— Ну, ладно. Только первым делом — приказ, что я командующий, — вдруг заявил он присмиревшему боеревкому.
— Ясное дело, — подтвердил Шегабутдинов.
— Второе — штаб мне сейчас же…
— Это же вместе будем делать, — ответил Шегабутдинов.
— Штаб подожду, а приказ сейчас же…
Приказ скоро смастерили. Вот он:
Тов.
Тов.
Петров и Караваев, а за ним и остальные собрались уходить.
— Надо бы их всех сюда, — сказал Вуйчич.
— Кого?
— А из штаба дивизии. Пусть прикажут-скажут, что они собрались делать. — И Вуйчич криво улыбнулся, видно было, что думал он вовсе не то, что говорил. Но мысль его всем понравилась. Затрезвонили по телефону в штадив. Требовали, чтобы я и другие немедленно явились в крепость.
— Не придут, сволочь, боятся, — крякнул Караваев.
— Придут, проси лучше, — усмешливо ему ответил Чеусов.
Мы всю ночь на ногах в штадиве. По проводу говорили с Ташкентом, сообщали свежие новости. За ночь два раза прибегал из крепости Агидуллин и взволнованно рассказывал сначала, как Шегабутдинова чуть не прикончили, потом — как собиралась крепость выступать. Наши дозорные через каждые полчаса приходили с разных концов к штабу и докладывали, где рыщут пьяные разъезды крепостников, где кого они примяли, где произвели дебош, самочинный обыск… Мы были в курсе происходящего.
Потом звонок из крепости:
— Начдиву немедленно явиться в крепость.
Это было в три. Мы подумали-подумали — воспретили ему идти:
— Подождем до утра, пока не ходи.
Утром снова звонят:
— Явиться! Крепость требует!
— Я еду, — заявил Белов. — Павлушку беру Береснева и еду, а то еще подумают, подлецы, что боюсь их.
Это было уже иное время, иное положенье: шесть утра.
Ночью, в три, к пьяным идти куда было опасней.
Теперь, под утро, был слабей хмельной угар.
С Беловым поехали Бочаров, Кравчук, Пацынко. Мы их перед отъездом напутствовали советами.
— Павел, — приказывал дорогой Бересневу Белов. — Ты в крепости, тово, лишку не болтай. Сил наших настоящих не называй, а если спросят — раз в тридцать больше ври…
— Ладно. Знаю сам.
Ехали дальше молча.
Подъехали к крепости.
У ворот, окруженный шумной братвой, встречает Караваев.
— Слезай с коней, давай оружие, — обратился он к приехавшим.
— Караваев, ты это брось, — сказал ему серьезно начдив. — Дело не в наших четырех револьверах, а мы ведь все-таки по приглашению… как делегаты, — так с делегатами нельзя.
— А это я для вас же, товарищ начдив, — с ухмылкой пояснил Караваев. — Вас же оберегаю. Массы, знаете ли, настроены очень скверно, могут, знаете ли, крикнуть: бей! То есть вас-то, дескать, бить… А вы… вгорячах и прицелиться, пожалуй, можете…
Толпа мятежников окружила приехавших тесным кольцом. Некуда деться. Да и бесполезно открывать огонь — зачем? Ребята молча сняли револьверы, отдали.
Толпа облипала, ширилась по кругу, росла. Караваев деланно громким голосом, — так, чтобы слышали все, — спросил занозливо Белова:
— А что, товарищ Белов, разве это белая банда, как вы называли, а? Посмотрите-ка…
И Караваев рукой обвел неопределенно вокруг, словно хотел сказать:
«Эва, какие владенья-то у меня!»
Белов молчал. Тогда Караваев резче, громче: