Мятеж

– Ну вот. Теперь вы знаете, какой ценой это пресекалось. Между генерал-губернатором Абашидзе и шахиншахом Хосейни очень мало разницы, хотя ни один из них не признается в этом. Оставим все как есть? Или – будем действовать?

На выработку плана действий у нас ушел почти час. Путилов все же согласился войти к государю с докладом о том, что творится в Персии, – надо было это пресекать тем или иным способом и немедленно. Появление ядерного оружия в руках человека, подобного Хосейни, могло привести к непредсказуемым последствиям.

Что же касается информации о Черной Гвардии, то я предложил, а Путилов с облегчением согласился пока держать всю информацию нереализованной. Мы слишком мало знали о Черной Гвардии. Какие цели они преследуют? Как далеко все это зашло? Сколько еще в стране таких тихих, «находящихся на хорошем счету» омутов, в которых водятся черти? Пока ответов на эти вопросы нет – информация эта не может быть реализована. Привлечем к ответственности одних – останутся другие.

Какое-то время я думал, что к Черной Гвардии относится и сам Путилов. Потом понял – не со стопроцентной гарантией, но все же понял – нет, не относится. Такие там просто не нужны. Это очень талантливый бюрократ, и не более. Не стоит искать великое злодейство там, где есть только мелкая подлость.

Но мы кое-что упустили. Ни Путилов, ни я не были специалистами в атомной отрасли, нахватались по верхам – и кое-что прохлопали. Ни один из нас не знал, что в Афганистане находятся единственные в мире месторождения обогащенного урана, в котором доля оружейного урана-238 составляет более процента, против десятых и даже сотых долей процента в обычной руде, в том желтом кеке, который мы закупаем у Священной Римской империи и у буров с их африканскими владениями. При таком исходном материале процесс обогащения ускоряется в разы, и поэтому Харон ошибся – атомная бомба у шахиншаха уже была.

Но это уже не имело для Мохаммеда никакого значения. Все планы, которые долгими годами лелеял и вынашивал этот выдающийся человек и незаурядный правитель, были повержены в прах. И наши планы – тоже.

14 июля 2002 года Висленский округ, сектор Ченстохов

Ночной затяжной прыжок, да еще и с грузовым контейнером, привязанным фалом к ногам, – это не шутки. Когда только разрабатывали схему десантирования, подумали десантировать грузовой контейнер на отдельном парашюте, но решили, что не стоит – мало ли куда он попадет. Поэтому контейнер – сорок килограммов – пристегнули к нему. А общий вес всей конструкции – его, парашютов, контейнера – сто семьдесят пять килограммов. И хотя парашют рассчитан на двести... а страшно было не это.

Первые несколько секунд граф просто орал, беспорядочно кувыркаясь в воздушных потоках. Своим истошным криком и ругательствами он хотел вытолкнуть из себя страх, выгнать его, выплюнуть в эти облака и в это звездное небо. Потому что если страх не унять – он убьет тебя.

Одно дело – прыгать днем, в составе группы. Совсем другое – ночью и одному. Совсем другое дело.

Потом он начал вспоминать. Вспоминать то, чему его учили: посмотри на то, как вода обтекает разные препятствия. Воздух в свободном падении – это та же вода. Если ты просто сожмешься в клубок, то так камнем и упадешь на землю, никто тебе не поможет. Твое туловище – это центр, через него проходит ось. Руки и ноги – на сорок пять градусов от оси. Между руками и ногами получается девяносто градусов. Так ты перейдешь в контролируемое падение.

Но это сказать просто, а сделать... Воздух на скорости свободного падения по плотности превосходит воду, ночью ты не видишь, где верх, а где низ, ты просто летишь, кувыркаешься и орешь. И разобьешься, если не сделаешь, что должен.

Каким-то чудом он правильно вытянул одну руку, неконтролируемое вращение во всех плоскостях сразу приостановилось. Потом он сумел правильно расположить ноги и оставшуюся руку, почувствовал, как воздушный поток подхватывает и плотно поддерживает его, он был невесомым и упругим. Вращение прекратилось, и он повис в воздухе в странной, раскоряченной позе, как паук.

Автомат раскрытия был установлен на восемьсот метров над поверхностью, обычно спецы устанавливают на двести – триста, чтобы не маячить в воздухе летучей мышью, пусть и с темным парашютным куполом. Ему сделали восемьсот, чтобы он успел сориентироваться и понять, где нужно приземляться. Но все равно рывок был сильным – таким сильным, что потемнело в глазах, а через долю секунды последовал еще один, не менее сильный рывок, едва не погасивший только что развернувшийся купол парашюта. Это тормозился грузовой контейнер, хорошо, что в составе фала, которым он был пристегнут, имелся специальный амортизатор, растянувший и частично погасивший этот рывок.

Как бы то ни было, граф был жив и висел в тихом, черном небе, подвешенный под стропами парашюта, приближаясь к земле. Самое время осмотреться.