Мятеж

– Да не ладно! Истинный крест – к родителям уйду и детей заберу! Лучше жалмеркой[31] жить, чем с таким кобелиной!

– Но, будя!

– И без будя уйду!

* * *

– Гутарят, прошлый раз как было – так казна за несжатый хлеб платила.

– Дурик ты, это боевые платили.

– Ага, а потом на круге из-за них в драку.

– Дураки были, потому и в драку.

– А где справедливость, кто хлеб таки сжал – заплатили, и у кого он под зиму ушел – тоже заплатили.

– Гутарят тебе, чугунной голове, боевые платили. Их зараз не за хлеб платят, дурья ты башка. Кто ходил – тем и заплатили...

– Ага, а где справедливость?

...На самом краю бетонной станционной платформы стоят двое, по виду – отец и сын. Сын – под два метра вымахал, здоровый молодец, открытое, крестьянское лицо, буйная поросль пшеничных волос, лихо закрученные усы, большие крестьянские руки, с которых ничем не смоешь въевшуюся в них смазку да солярку. На добром молодце – уставной казачий камуфляж, десантные прыжковые ботинки, на рукаве – знак гвардии, значит, срочную ломал в гвардейском полку. Большой зеленый рюкзак, тоже уставной, заботливо собранный явно женскими руками, сбоку приторочено короткое, с пистолетной рукояткой помповое ружье – деревянные части уж потемнели от времени, воронение тоже кое-где стерлось. За спину у доброго молодца лихо закинут легкий пулемет, переделанный «РПД» с коротким стволом, складным прикладом и передней рукояткой, пулемет кажется совсем маленьким на могучей казачьей спине.

Отец – кряжистый, с проседью в темных волосах бородатый казачина, в парадной черно-красной форме с лычками старшего урядника – прячет глаза, чтобы сын не увидел в них беспокойства и страха, от нервов похлопывает нагайкой по начищенным до блеска парадным кавалерийским сапогам.

– Ты вот что, сын... – глухо говорит он, подбирая слова, – ты меня послухай...

– Да знаю я все, батя, – служил же.

– А и еще послухай! – вскипает отец. – Много ты понимаешь! Я там еще в восемьдесят первом покувыркался, и Егория[32] оттуда привез! А как вы сейчас служите – это так, баловство одно! Вот раньше служили так служили, к ночи в койку без ног падали! А вы так и норовите по самоволкам, сукины дети!

– Ну буде, батя... Слухаю я.

– Вот и послухай отцов наказ. Паны эти дюже хитрые, они бой не принимают. Либо на дорогах поймать норовят, магазин выпустят – и в сторону, попали не попали – неважно. Либо в городах, в станицах... пропускают до центра, а потом начинают... со всех сторон долбить. А вы по-своему делайте. Как едете куда, ни в коем разе в тентованную машину не садись, тент снимайте и садитесь лицом к бортам, если в закрытой ехать, там ствол в окно – и зараз готов будь. Как только что – сразу изо всех стволов, плевать на уставы, паны такого обращения не любят и сразу бегут. А если вас куда зачищать пошлют – делай так. Заранее разбейтесь со станичными на команды, человека по четыре в каждой. Как входите – к броне не жмитесь, если начнется обстрел, первым делом броню обстреливать начнут. Если броня по улице идет, вы ее по обе стороны прикрывать должны, каждый дом зачищайте, не ленитесь. Степка Котов с тобой едет, добрый казак, сосед – вот с ним в пару и становись. Двери открывай только с веревкой, потому как растяжка там могет быть, ничего не бери, свет в доме не включай, ежели телефонировать начнет кто – тоже не бери, так в свое время Маныцкова разорвало, телефон взял – и с концами, хоронили в закрытом гробу. Двое чистят, двое прикрывают, на соседнем доме меняетесь, и так пока каждый дом не просмотрите. Понял?

– Да понял я, понял, батя... С кем жать-то будете?

– А Мишка и сядет.

– Ему ж тринадцать. Нельзя.

– Нехай, за рулем сидел уже, ничего не будет. С поля на элеватор доехать – невелика хитрость. А может, и ты поспеешь, хлеб нонче добрячий уродился...

Отец вздыхает.

– Может, и поспею... Ты, батя, я тебе говорил – там с зажиганием что-то не то. Перебрать бы надо.

– Переберем...

Отец хлопает по карману – и снова что-то вспоминает.

– Да... чего не сказал... как приедете – держись вместе со станичными и так и воюйте. Вы с детства друзьяки, без слов друг друга понимаете, на войне это первое дело. И вот еще что... ты, я знаю, казак лихой, но на передок не лезь, не азардуй. Ты стреляешь дюже хорошо, если случится – так ложись, и с дальних дистанций шей, прикрывай остальных. И опасайся – там стрелков толковых дюже много, оружие у них хорошее. Не лезь в пекло, но и труса не празднуй. А с панами, если вас вместе с панами сведут, пусть они вроде как за нас – в одной хате даже не ночуй, и спиной к ним не становись! Нет там друзей!

– Да понял я, понял...

– И вот еще. Ты... если надумаешь сюда шановну паненку какую привезти, так знай наперед – на круге запорю!

Отец хмурится.

– Так дядя Митрий...

– Цыц! – снова вскипает отец. – Старших обсуждать! Дядя Митрий отродясь без царя в голове живет, он младшим был, а я старшим, вот все розги мне и доставались. Зато я человеком вырос! Сравни, как он живет и как мы. Тем более – здесь девки есть, одна другой глаже, вон та же Манька тебе утирку расшила, а ты не взял.