Выбравшийся из лаза Ондрей потянулся, вытер окровавленный нож о валявшуюся на завалинке тряпицу и, заглянув в колодец, довольно хмыкнул:
– Эко сверзилась! Ноги кверху. Ловко ты ее. А собака где? А-а-а, слышу, слышу – воет.
– У тебя как? – поморщившись, деловито осведомился главарь.
Прыщавый тать сунул ножик за голенище:
– Все путем, господине! Потешился с Глафиркой… последний раз. Лежит теперь, бедолага, хворосточком присыпана… Как живая!
Вечером на бывшей амосовской усадьбе играли в карты. Сначала в подкидного дурака бились, потом затеяли в «тысячу» – князь с княгинюшкой да старший дьяк Федор – гостей к этому времени на усадьбе не было, если не считать приволокшегося с очередным докладом Авраамки, так это не гость, а человече служилый, ныне судебному приставу Михайле Рыкову – помощник и конкурент.
Все следственные действия и розыск в Новгороде вели суды – посадника, тысяцкого, архиепископа и верховный – княжий. Рыков на тысяцкого работал, Авраамка же – на самого великого князя, непосредственно подчиняясь старшему дьяку Федору. Вот и старался парень не за страх, а за совесть – под княжьей-то рукой карьера прямая открыта, тем более под патронажем столь умного, знающего и много чего повидавшего дьяка! При всем при этом Федор еще был довольно молод – вот-вот четверть века справит. Такие уж времена – люди взрослели раньше, жили быстрее и быстро умирали. Особенно женщины, даже и благородного звания, после непрерывной череды родов к сорока годам старились, сгорали, словно восковые свечки.
– Соседи бабы той, с кем Ондрей-шильник на Нутной улице жил, сказывали, дескать видали, как тать сей часто малину-ягоду приносил, да смороду, да кислицы-яблоки, – почтительно стоя у порога, отрабатывал свое новое звание бывший боярский челядин. – Вот я и смекаю, откуда?
– Ха, сказанул! – махнув картами, Егор засмеялся. – Малинников мало в городе? Да, может, он все на Торге купил – запросто. Бабе своей подарок.
Дьяк резко вскинул голову:
– Дозволь молвить, княже!
– Ну, молви.
– Не та баба эта Ириха, чтоб ей подарки покупать, никакая не зазноба, а так… Да и страшная, как потасканная ворона. Так, Авраамко?
– Так, так, – с готовностью подтвердил отрок. – Лицом желтая, высохшая, как рыба, да и старая, говорят – за тридцать уже.
– Марьяж!!! – Княгинюшка хлопнула картами по столу и звонко расхохоталась. – Что? Съели?!
– Ну, чадо, – тасуя колоду, поежился Вожников. – С тобой играть – так голым быть. Трубы, что недавно на двор привезли, – тоже в карты?
– В карты. – Еленка небрежно махнула рукою. – С Божиным Данилкой игрывали. Кстати, – княгинюшка живо повернулась к Авраамке, – там он еще не все трубы привез! Пойдешь завтра отпускную грамоту брать, напомни.
Подросток поклонился:
– Напомню, великая госпожа.
– А про яблоки с ягодами он правильно заметил, – кивнув на отрока, продолжала княгиня. – Ежели во множестве таскал, так ясно, откуда – из саду дикого, что на Плотницком, за Московской дорогой. Там и яблони, и смородина-малина, и орешник. Не сад – лес чистый!
– А ты-то откуда знаешь? – удивился Егор. – Неужто заглядывала?
Еленка расхохоталась, волосами золотыми тряхнув:
– Да я тут, покуда ты по дальним землям мотался, со скуки облазила все! Интересно ведь. Не одна, конечно, со свитою.
– Ну, ты у меня прямо туристка! Ориентирование можешь бегать или там КТМ.
– Что-что, милый?
– Контрольно-туристский маршрут, – охотно пояснил Вожников. – Вот, помнится, в юности еще, бегу как-то через болотину… Ого! – глянув в карты, князь расстроенно наморщил лоб. – Одна-ако! Хорошо, корона императорская есть – ежели что, брильянты выковыряю… Федя, ты что так смотришь? Тоже марьяжей нету?
Дьяк поморгал:
– Государь! Мыслю, тот сад-лес проверить надоть. И самим, и Рыков пущай людищам своим велит.
– Так то не его участок, – заметил Егор. – Его – Славенский конец, а лес этот – на Плотницком.
Федор наклонил голову:
– Все равно, Михайло Рыков от тысяцкого на всей Торговой стороне – главный.
– Ну, главный так главный, – покладисто согласился князь. – Поможет. Грамоту с утра отпишу… Авраамко! Отнесешь… Да и сам там, с рыковскими, останешься, вечерком доложишь.