Сам я вооружился небольшим топором и, опять же, относительно годным, кухонным ножом. Ничего, сейчас добежим до меня — там уж я вооружение получше подберу.
— И куда мы сейчас, Егор?
— Сначала ко мне — надо одеться нормально, рюкзак взять и что-нибудь посерьёзней кухонных ножей. А потом мародёрствовать, вестимо. Эх, нам бы лошадь, да телегу… Хотя, тогда еще пару бойцов нужно было бы, чтобы их охранять. Н-да, — вздохнул я, — В рюкзаках много не упрём…
— Подожди, а может в: «Мускат»? Там спортивный магазин большой — на половину второго этажа, и для туризма отдел есть.
— А-а-а…
— Я подумала, если нет лошади, может, пока велосипедами заменим? Там даже трёхколесные есть, типа грузовые — сама видела.
— Моя же ты девочка! Да я тебя…
— Спокойно, партнер… об этом после, но я всё запомнила, — лукаво прищурилась Ольга, — так что, велики нам подойдут, командор?
— Тебе когда-нибудь говорили, что ты не только красавица, но и умница?
— Белый господин так добр!
— Всё, стартуем синеглазая! «Всегда везти не может», — произнес я, непонятную для неё, но очень много значащую для меня, фразу. Ольга, в легком недоумении покосилась в мою сторону, но удержалась от каких-либо вопросов. И мы пошли! Навстречу новой жизни в преобразившемся мире.
День первый. Глава четвертая
Глава четвертая.
До моего дома добираемся за несколько минут, не встретив ни людей, ни собак. Над городскими улицами занимается недлинный апрельский рассвет, но между домами пока ещё серо сумеречно и ознобисто. Из ноздрей парит. Воздух необычайно чист и свеж, возможно, из-за отсутствия выхлопа двигателей многочисленных автомобилей, вставших, похоже, на вечный прикол. Вообще, достаточно непривычно передвигаться по улицам в полной тишине, не нарушаемой монотонным урчанием моторов, которые ещё вчера не смолкали в городе даже ночью. И ни души вокруг… Тишина стоит такая, что даже жутковато. Волей — неволей поверишь, что вся планета вдруг опустела. И заозираешься: нервно и дергано…
Ну что, оно и понятно: большая часть, видимо, еще трансформируется, а те — кому перепрошивка не требуется, наверное, ещё психологически не созрели для поступков, не укладывающихся в прежние незыблемые шаблоны и нормы поведения. Пока пребывают в растерянности и не готовы к активным действиям и скорее всего сейчас, поглядывая в окно, ждут каких-то действий от других. Это же не так просто: решиться первому и выйти на пустынную улицу в неизвестность и тишину. И по мобильнику родственника, кореша или коллегу не наберешь — не спросишь, как у него, что вообще обо всем происходящем думает. И не договоришься вместе держаться и прямо сейчас, вот прямо сейчас, а не попозже, ближе к вечеру или когда все пойдут, без разрешения и прямого указания вышестоящих, самому чего-нибудь замутить…
Но для нас эта людская инертность, испуганное непонимание и неготовность большинства к немедленным действиям — только в плюс. Мы, знай себе, энергично, но осторожно шлёпаем по улице, неосознанно стараясь двигаться тише и незаметней. Эта непривычная тишина давит и на нас; и я уверен, появись сейчас у Ольги необходимость что — то мне сказать, она будет говорить очень негромко, почти шепотом. И это правильно — не те времена настали, чтобы привлекать к себе чьё-бы то ни было, ненужное внимание. И без того, хоть и стараемся оба не сговариваясь, идти тише, но все едино в этом неестественном и нетипичном безмолвии — наши шаги кажутся очень шумными. Хорошо, всё же у нас — не центр города, и более чем достаточно неасфальтированных поверхностей, по которым передвижение получается не столь громким. Разве что, слегка подмерзшая за ночь земля похрустывает.
Ольга движется согласно указаниям: слева и чуть позади меня. Периодически поглядываю на неё подбодряюще — уверенным орлиным взором отца-командира. Сейчас ей это необходимо. По своим первым дням на войне помню. Она, с щенячьей преданностью, встречает мой взгляд, чуть обозначая улыбку. Лицо строгое и решительное, большие — прямо анимешные глазищи, настороженно зыркают по сторонам. Прониклась девочка — молодец. Молоток с короткой ручкой за ремнем, «копьё» в правой руке — амазонка, мля! Сам я держу свой топорик в руке, у бедра. Что греха таить — тяжесть, какого-никакого, оружия в руке, придает уверенности. В дырки от собачих зубов на штанах, зябко задувает холодком. В груди тоже прохладно. Насквозь, до упруго настороженных и чутких лопаток, но вот это уже совсем не от утренней свежести, а от подзабытого за годы, осознания враждебности окружающего нас мира. Зуб даю: мы такие красивые, вооруженные и очень опасные — сейчас в прицеле не одного пристального взгляда, топаем. Вот примерно такие же ощущения, я испытывал в чужой полыхающей войной земле 15 лет назад. Н-да, Егорка: «и вновь продолжается бой и сердцу тревожно в груди», думал ли ты, что вот так оно обернётся… ладно вот и пришли уже.
В подъезде было темно, холодно и тихо. Дверь я постарался открыть тоже без лишнего шума. Пропустил в квартиру Ольгу, зачем-то оглянулся и прошмыгнул в проем сам.