Межлуние (СИ)

Новоиспеченный секретарь вернулся с большим хрустальным бокалом. Вырвав его из рук помощника, старший инквизитор наполнил его вином и немедленно осушил, влив себя все до последней капли.

— Ненавижу простуду, — проворчал он, поясняя причину своего недовольства, и сбросил намокший плащ. — Еретики смотрят на тебя и надеются, что ты сдохнешь раньше, чем они!

Опрокинув второй бокал, синьор наполнил его в третий раз, но не спешил подносить ко рту и выглянул в окно-бойницу, где шумел ливень.

— Хорошо, что мы успели, закончить…. Ты согласен?

Он обернулся и вздрогнул. Вместо секретаря, в одеждах инквизитора стояла Аэрин.

— Стража! — Завопил мигом протрезвевший инквизитор.

Двери в покои раскрылись и внутрь с шумом вломились двое телохранителей.

— Чего встали?! Схватите эту ведь…

Инквизитор замолчал, и из его руки выскользнул бокал, немедленно разбившийся, и изысканное вино разлилось по дорогому ковру.

Из-под под мореонов стражников струились длинные иссиня-черные волосы. Ошеломленный Диего сморгнул, но ничего не изменилось. И пока инквизитор собирался с мыслями, в покои заходили все новые близнецы девушки. В различных одеяниях, указывающих на занимаемые должности, встречающиеся в паноптикуме, они заполняли комнату и все как одна, в молчании наблюдали за ним.

Вставая плечом к плечу и уплотняя ряды, девушки с одним лицом на всех окружали непревзойденного в подлунном мире палача и мучителя, пока он не скрылся за их фигурами.

Эпилог

Беззаботно постукивая острыми каблучками по шероховатой плитке Кайе де ла Коста, высокая стройная девушка изящным жестом придерживала модную широкополую шляпу всякий раз, когда нежное дуновение теплого ветра, разбавлявшего удушающий коктейль городского зноя освежающей нотой оптимизма, так и норовило оставить ее без головного убора. В прозрачной тени шляпы блестели лукавые глаза, искрящиеся радостью предстоящей встречи, и она то и дело оглядывалась, выискивая в пыльном мареве знакомые лица. Немноголюдные улицы не могли утаить их среди случайных прохожих, и если бы они были рядом, то она обязательно бы их заметила.

Прекрасно понимая, что придет раньше намеченного времени, она все равно вышла из дома, поскольку не могла находиться в четырех стенах в совершенном бездействии, изнывая от скуки и тоски. Уж лучше пройтись пешком, прогулявшись по любимым переулкам, чем придумывать себе занятия, сокращающие длительность ожидания. Впрочем, ее походка, вопреки ее первоначальному замыслу, ускорилась сама собой. Окрыленные счастьем ноги так и летели, срезая повороты, и проложили наикратчайший путь из всех возможных.

Пересекая те или иные места, вызывающие воспоминания о любимом городе, она подмечала перемены, произошедшие в последние дни. Например, горожане не стали свергать с постаментов и разбивать лики, найдя в искусной работе скульптура несколько большее, чем слепую веру, и высадили между ними новую аллею. Очень скоро молодые деревца, над которыми взял попечительство вилонский Ковен, накроют шелестящей тенью полированный камень, как растрепанные пряди, обрамляющие высокое чело, и вернут гармонию в рукотворный образ.

Поднявшись на уютную террасу, прикрытую от палящего солнца колыхающимся тентом, и украшенную по периметру розовыми цветами в кадках, красотка разместилась за крайним столиком, где с нетерпением заерзала на стуле и, по крайней мере, два десятка раз за последние пятнадцать минут бросала требовательный взгляд на белоснежный циферблат часов, сверкающих от скользящих по ним бликов как облизанный леденец.

— Лимонад для сеньориты, — сняв с подноса и поставив запотевший бокал перед ней, пробормотал галантный официант, — за счет заведения.

— Грасьяс! — Улыбнулась девушка и пригубила напиток, зажмурившись от удовольствия.

От нее не укрылся разговор с барменом, подтвердившим личность гостьи заведения. В столице не осталось тех, кто не знал бы ее имя, и дава гордо вскинула голову, показав брошь в виде глаза ворона, закалывающую шелковый нашейный платок. Зачем ей прятаться? История о возрождении из пепла вырвалась за пределы пошатнувшегося Купола. Напротив, убежденные в своей правоте клирики, исступленно вращающие жернова паноптикума, бесследно исчезли. Лишившись важнейших частей механизма, и, не имея деталей на замену, карательная машина стала бесполезным орудием, тщетно пытающимся выполнять прежнюю функцию. Искореженной конструкцией, жалостливо дрожащей в облаке вырывающегося из щелей пара, вызывающей усмешку, а не страх, карикатурным подобием беззубых инквизиторов. Совсем иначе обстояло дело с горожанами, нашедшими в спасении Аэрин символичность неугомонной жизни. Успех закрепил манифест Ковена, объявившего о своем возвращении.

— Свежая пресса, — склонился официант, и девушка подарила ему еще одну лучезарную улыбку.

— А вот и мы! — Раздался веселый смех, и подкравшиеся со спины девушки обняли обрадованную даву.

— Девчонки! — Протянула Аэрин, потонув под водопадом их светлых волос и с наслаждением вдыхая знакомые ароматы духов.

— Ну, теперь мы тебя не отпустим, пока ты нам все не расскажешь!