Межлуние

С этими мыслями он шагнул из лодки в набежавший прибой и помог солдатам вытащить ее на берег, заслужив одобрительные взгляды. Сбросив прилипшие водоросли с промокших ног, Торе наметил дальнейший путь и неспешно последовал за капитаном по накатанному волнами плотному песку. Неважно, что его цель где-то рядом. Пусть она убедится в своем спасении и забудет о соборных ревнителях и недавних тревогах. Он придет к ней в самый неожиданный момент, когда его никто не ждет, и встанет за спиной в час триумфа. Ему не нужно заглядывать в округлившиеся от страха глаза, читая заранее придуманный монолог, или злорадствовать, празднуя победу. Это плоды фантазий незрелых и слабовольных личностей. Слова, по своей сути, будут лишними. В конечном счете, ни одна произнесенная фраза не сравнится с переживаниями узника, изо дня в день смотрящего на воздвигнутый ради него эшафот. Шепот приближающейся смерти ужаснее глумливых выкриков толпы, жаждущей расправы, и оскорбительнее смеха торжествующего врага, наблюдающего за проведением жестокой казни. Что же делать, если рядом нет палача, и отсутствует возможность провести казнь по всем правилам? Определенно, не стоит понапрасну терять время.

Палач! Это слово, как раскаленное клеймо, нависло над ним. Клирик до кожного зуда чувствовал исходящий от него жар, заставляющий в робком сомнении отступиться от задуманного, и нахмурился, представив себя с окровавленными руками над бездыханным телом девушки. Неожиданно для него этот образ дополнился Кармелой, вышедшей из тьмы позади архиагента, и в знак благодарности прижавшейся щекой к его плечу. С благодарной нежностью поглаживая локоть мужа, она смотрела на изувеченную Аэрин и в ее глазах злобно блестела оголенная сталь, а на губах, как на жуткой маске, застыла хищная улыбка…

– Плохо переносите качку? – усмехнулся капитан. – Не отставайте, педро.

Торе был слишком занят, чтобы ответить, и поднял руку в знак согласия.

Отдышавшись, он оглянулся на цепочку своих следов на песке, теряющуюся в тумане. На этом берегу, устланном выброшенными морем водорослями, под напором ветра, уносящего вдаль тоскливые крики чаек и размеренный шум прибоя, с ним что-то произошло. Торе еще не мог осмысленно сказать, в чем выражались изменения, хотя чувствовал важность перемен и последовал за ушедшим вперед отрядом, в задумчивости склонив голову.

Еще не дойдя до форта, архиагент обнаружил первое различие: неоднократно повторяемые слова о неизбежной гибели девушки потеряли былую силу.

Ранним солнечным утром Аэрин сидела на жесткой скамье под высокими дубовыми дверями, покрытыми барельефами, изображавшими исторические деяния рода Миллениум, за которыми находился кабинет влиятельного вампиро, имевшего власть не меньшую, чем вице-король Кабрии. Внутри она ожидала найти сходство с залом суда, с его возвышающимся на помосте громоздким вычурным столом, едва угадывающимся под стопками бумаг и сводами законов.

Поскольку дава пока еще не являлась полноправным членом семьи, то ее не пустили вместе с Грандами, оставив терпеливо ожидать приглашения войти в унизительном одиночестве. После аудиенции Маргад не остался вместе с ней и ушел по своим делам, чем обидел и без того расстроенную даву.

Минуты неспешно растягивались, заставляя девушку задуматься о причине, почему она здесь оказалась. Приходящие сюда люди не делились тревогами и благоразумно хранили свои тайны и эмоции, пока личный помощник дона Норозини не просил их войти. Среди них встречались как самые простые горожане, так и зажиточные сеньоры: одинаково сдерживающие гнев, а иногда слезы. Пришло время, они ушли, и узкий зал приемной давил на последнюю посетительницу всем молчаливым гнетом одиночной камеры.

На секунду показалось, будто кто-то открыл дверь, но это наваждение, иллюзия, вызванная желанием как можно быстрее попасть внутрь, мгновенно рассеялась, как только дава повернула голову. Убедившись, что створки дверей, надежно ограждающие Норозини от остального мира, все еще были заперты, дава спрятала лицо в ладонях.

Она понимала, что Элизабет или Маргад упоминали ее, придерживаясь согласованного с ней плана. Из этого также следовало, что рассказ давы не должен выглядеть выученным наизусть. Поэтому девушка выбрала общий стиль речи, немного отличающиеся от того, который они использовали, изобретая легенду и додумывая подробности.

Аэрин представляла себе, как входит в дом, который видела в Рогене в одну из поездок, и присоединяется к матушке и сестре в большой гостиной. На почетном месте висят портреты деда, дона Мигеля Диего де Рогена, выступившего на стороне дома Кастилио против коронации Филиппа, и отца, Хуана Мигеля. Их семья не скрывала симпатий к аристократическому дому, проигравшему борьбу за власть, и поэтому отцу пришлось продать фамильное дело и уйти на корабль семьи Вецци. Год назад он умер от лихорадки и цинги в морях Южного Полумесяца…