Между жизнями. Судмедэксперт о людях и профессии

После того, как анамнез собран, начинается осмотр, который неизменно сопровождается полным обнажением освидетельствуемого. Делать это нужно обязательно, даже если женщина говорит, что у нее нигде повреждений нет. Ведь, во-первых, она сама не всегда знает, где у нее повреждение, и во-вторых, она в дальнейшем может предъявить претензию о том, что ее осмотрели не до конца. Поэтому осмотр проводится столь тщательно. Все обнаруженные повреждения описываются — принцип описания повреждений у трупа и у живого человека один и тот же, — и только потом женщину смотрят на кресле. Мне попадались (правда, всего дважды) случаи самоповреждений. Оба раза женщины желали посадить мужчин за якобы имевшее место изнасилование. Только они, имея очень отдаленное представление о том, как выглядят повреждения при реальном изнасиловании, обычно идут на хитрость — травмируют себя сами, причем всегда однотипно. По одному внешнему виду следов опытный эксперт сразу поймет, что они остались от руки пострадавшей. Смешно в таких ситуациях слушать выдуманный рассказ, изобилующий, как правило, страшными яркими подробностями вперемешку со слезами и другими приемами, призванными вызвать у эксперта жалость и тем самым снизить его бдительность.

На гинекологическом кресле осмотр происходит так: вначале осматривается область половых органов, если есть какие-то повреждения, то они описываются, если есть какие-то наложения (например, крови или спермы), то они изымаются на марлю, смоченную дистиллированной водой. После исследуются преддверье влагалища и девственная плева. Нередки случаи изнасилования подростков, которые до этого не жили половой жизнью. Из преддверья влагалища тоже берутся мазки, и женщина направляется к гинекологу для более глубокого осмотра. Так как у нас нет сертификата по гинекологии, то и осматривать, например, в зеркалах, мы не имеем права. Только то, что снаружи. Именно после таких визитов нашей лаборантке порой приходилось долго проветривать кабинет, а иногда даже жечь вату, которой были заткнуты щели в оконных рамах. Вонь от тления этой столетней ваты перебивала всякие другие запахи.

Бывало, что по «половым вопросам» приходили и мужчины — как правило, зачуханные полуалкоголики, изнасилование которых явилось результатом пьянки в сугубо мужской компании. Сколько помню такие истории — никогда они до суда не доходили, заявитель по какой-то причине забирал заявление. Однако осмотр мужчины ничем не отличался от осмотра женщины, с той лишь разницей, что на кресле его не смотрели.

А однажды произошел такой случай. В кабинете раздался звонок. Я снял трубку, и знакомый следователь, давясь от смеха, сказал: «К тебе на освидетельствование идет такой-то мужчина, смотри, громко не смейся!» Через некоторое время действительно пришел мужичок лет сорока. Походка его была неуверенной, казалось, каждое движение давалось ему с трудом. Расспросив его, я узнал о том, что его частенько побивает жена, однако сейчас ее нет — уехала на недельку в командировку. На теле у мужчины и правда обнаружилось несколько старых кровоподтеков, но примечательно было другое. Под обычными трусами он носил какое-то приспособление. Оно состояло из жесткого каркаса, изготовленного из плотного гибкого шнура, к которому крепился мешочек из ткани типа плащевой, используемый в качестве еще одних трусов. На передней его поверхности имелось отверстие с обметанными краями. Мешочек пах мочой. Каркас приспособления застегивался на маленький кодовый замочек, так что снять всю конструкцию не представлялось возможным. Это был «пояс верности», изготовленный в домашних условиях человеком, не лишенным фантазии. Мужчина объяснил, что жена всегда надевала на него этот пояс, потому что очень ревновала и не доверяла ему. Я такого не видел ни до, ни после. Самое интересное, что пришедший воспринимал факт такой заботы о себе совершенно нормально, как само собой разумеющееся. Если бы этот девайс не натер кожу и не началось воспаление, он так в нем и ходил бы до приезда жены».

«Мда… Есть женщины в русских селеньях», — пробормотал я.