Между жизнями. Судмедэксперт о людях и профессии

Замечу, что опытный лаборант — это незаменимый помощник эксперта. Когда я проходил интернатуру, лаборантами были исключительно женщины, причем в возрасте, много лет работающие в Бюро. Чтобы научиться красиво диктовать, я анализировал и книги, и акты других экспертов, для чего иногда до вечера просиживал в архиве. Как и большинство молодых экспертов, я не сомневался в том, что диктую великолепно, однако ошибался, и меня часто подлавливал на всяких лингвистических глупостях средний медицинский персонал. До сих пор помню, как я, весь из себя эксперт, важно диктую лаборантке Татьяне: «…В просвете бронхов серая пенистая слизь…» Она меня бесцеремонно перебивает и спрашивает: «Какая слизь?» «Дык, серая», — не понимаю я. «Да, но какая?» — настаивает вредная Татьяна. «Пенистая», — уже не так уверенно отвечаю я. «Конечно, — издевается надо мной Татьяна, — но какая?» Совершенно растерянный, я смотрю на нее глазами двоечника. Наконец, сжалившись, она спрашивает: «Мелкопенистая или крупнопенистая?» Черт, а я не обратил внимания! И лезу я обратно в бронхи, и смотрю внимательно на слизь, ибо права Татьяна, существенно это — какая слизь. Потом, конечно, после нескольких лет практики, у эксперта формируется свой индивидуальный стиль, все детали описываются автоматически, но тогда все подобные замечания были очень важны для меня и помогли мне в дальнейшей работе. Другое дело, если тандем эксперт — лаборант не сложился, или если лаборант оказался неграмотным либо самоуверенным. Тогда сотрудничество превращается в сплошную нервотрепку. Лаборант может «тупить» — или сознательно, из вредности, или из-за особенностей натуры, а если лаборант «тупит», то это бесит. Знаю случаи, когда лаборант сознательно «козлил». На стандартной клавиатуре буквы «С» и «М» находятся рядом, и однажды один эксперт обнаружил, что многие из его актов подписаны: «Мудебно-медицинский эксперт», что, согласитесь, несколько обидно. Эксперт очень разозлился — некоторые акты уже были переданы в милицию и следственный комитет, и там, наверное, долго ржали, читая подпись. Начали искать концы и выяснили, что такая неприятная подпись появлялась лишь когда эксперт работал с одной и той же лаборанткой. Она сослалась на случайность — мол, буквы же рядом, так само получалось, но что это было на самом деле — неизвестно. Когда хороший лаборант не успевает печатать за экспертом или не может расслышать некоторые слова (в зале шумно либо эксперт диктует тихо), он переспрашивает; плохой же в этой ситуации пишет то, что услышал, или, еще хуже, то, что считает нужным написать. Из этого выходят большие неприятности: эксперт вынужден с лупой пересматривать весь текст, редактировать его, исправлять ошибки и пытаться вспомнить, что же он говорил на самом деле.

За редким исключением все сотрудники Бюро, а не только мой наставник, старались чему-то меня научить: эксперты преподавали врачебные хитрости, различные методики вскрытия, лаборанты — слепой метод печати, который я так и не освоил, санитары — то, как правильно наточить инструменты для того, чтобы они служили максимально долго. В то время санэпидконтроль был не такой строгий, как сейчас, и эксперты имели собственные инструменты, которые сами точили, дезинфицировали, хранили в специальных чемоданчиках. А правильно наточить инструмент — целое искусство».

«Кстати, расскажите о санитарах — кто они? Согласитесь: если спросить у людей о том, как они представляют себе санитара морга, девять из десяти ответят вполне стереотипно».