Из близлежащих городов вариант с бесплатным обучением нашелся лишь в Челябинске, и туда я в конце концов переехал. Хорошо помню тот июльский день, когда я вышел из главного здания Омского мединститута с папкой в руках. В папке лежало мое личное дело. Мои отношения с этим вузом закончились. Однокашники разъехались на каникулы по домам, и я собирал вещи в пустой общаге с ощущением какой-то нереальности происходящего. Провожал меня приятель Леха, с которым мы символически обменялись рубашками и пообещали друг другу не терять связь. Слово свое мы сдержали — дружим до сих пор. Я в последний раз прошел по вокзальному перрону и убыл в неизвестность. В вагоне я думал о том, что жизнь моя кончена и уже ничего хорошего в ней не будет. Как же я тогда ошибался!
Такие жизненные колебания позволяют понять: все, что ни делается, — к лучшему, и нужно проще относиться к происходящему».
«Вы фаталист?» — удивился я.
«Вынужденный фаталист. Я неоднократно убеждался в том, что судьба человека — совсем не абстрактное понятие».
«До этого мы еще дойдем. Расскажите о суровом городе Челябинске. Вы ведь там начали работать как судебно-медицинский эксперт?»
«Челябинск стал моим домом на одиннадцать лет. Там я окончил институт, который с моим приходом преобразовался в академию, хотя, возможно, это простое совпадение. Началось все, как и в Омске, с заселения в общагу. В профкоме, куда я пришел за ордером, стояла толпа первогодок, жаждущих получить заветную комнату. По каким-то причинам их всячески тормозили, и они кучками «мялись» в коридоре. Мне повезло: узнав, что я третьекурсник, мне без задержек выдали ордер, и я пошел заселяться — благо, требовалось пройти всего одну остановку по улице Воровского. На первый месяц мне досталась комната, в которой жили два племянника комендантши общежития, приехавшие из далекого села посмотреть большой город. Ребята весело проводили время, предпочитая экскурсиям игру в карты и безмерные возлияния. Но знакомство с общагой началось не с этого. Зайдя на второй этаж общежития № 2, я очутился почти в полной темноте — коридоры не были освещены, а глаза после яркого уличного света долго адаптировались к условиям помещения. Из тьмы на меня надвигалось что-то большое, лысое, с черной бородищей. Оно подошло ближе, и я разглядел огромного мужика с ножом в руке, который, как потом выяснилось, просто шел из кухни в свою комнату. На дворе стояло лето 1995 года, и люди с черными бородами несколько настораживали. Человек, видимо, все прочитав на моем лице, наклонился ко мне и сказал: «Это ты еще остальных не видел». И я понял: жизнь в этой общаге будет не менее интересной, чем в омской. Кстати, громила этот, Андрей, оказался русским, очень спокойным и хорошим парнем.
Спустя месяц меня наконец-то переселили на окончательное место проживания — в комнату номер 25, расположенную напротив кухни. Большой радости это мне не доставило (кто жил в общаге, понимает, почему). Кухня — это тараканы, а тараканов я ненавидел с того самого первого дня в омской общаге. Зайдя в комнату, я увидел следующую картину: слева от входа на койке лежал юноша с кудрявой головой и что-то усердно учил; на кровати напротив двери, у окна, устроился юноша постарше, примерно моего возраста, с таким выражением вселенской тоски на лице, что мне сразу стало его жаль. Приглядевшись, я обнаружил и причину тоски — лежавший тут же открытый учебник фармакологии, который Олег (так звали парня) использовал как подставку для серой алюминиевой кружки с чаем. Одна дужка спинки его сетчатой кровати была снята, и в образовавшиеся дыры Олег стряхивал пепел от сигареты. Увиденное меня совершенно не порадовало, и в комнате сразу же произошли перемены. С того дня Олег после ужина грустно сидел на корточках в коридоре около нашей двери, курил и пил свой чифирь из той же кружки. Вскоре, правда, его отчислили из института, видимо, за какие-то учебные долги.
Второго паренька — того, что грыз гранит науки, — звали Димой; он учился на курс младше меня и был круглейшим отличником. Лежа на кровати, он часто открывал свою зачетку и медленно перелистывал страницы, снова и снова всматриваясь в многочисленные «отл.». Почти сразу после того, как нас покинул Олег, к нам заселился первокурсник Ваня, веселый парень, вечно голодный, худой и креативный, а в настоящее время — важный человек, клинический фармаколог. Втроем мы прожили следующие три года.