Между Западом и Югом

— Вместо молока неси, — наконец сказал он. В ладони у сержанта появилась серебряный талер, до сих пор ценящийся среди торгового люда. — Если найдешь знающего языки человечка, то к нему добавится второй.

Больше ничего, не говоря Ярослав, положил монету пред трактирщиком и пошел вместе с остальными волчатами к ближайшему столу. Опомнившись, хозяин метнулся к двери за спиной и прокричал нечто нечленораздельное, видимо командовал кем-то, причем на каком-то оригинальном наречии.

Через пять минут перед голодными "волчатами" появились плошки со щами и парой буханок свежевыпеченного хлеба. Дымящуюся гречневую кашу с кусочками мяса принесли чуть позже, вместе с пивом. Половой успел по просьбе Ярослава отнести снедь на улицу, Мишке Шилову.

Спустя четверть часа витязи сидели с довольными лицами и лениво потягивали холодное густое пиво. Самого трактирщика в зале не было, вместо него бегал шустрый Яшка. Хозяин лично пошел звать грамотея. Ярослав думал о том, что ему самому не помешало бы выучить пару языков, как и остальным витязям в отрядах, ведь случись что-нибудь секретное найти, то стороннего человека к переводу привлечь нельзя: убить придется или в "холодную" посадить.

"Вернемся на базу, обязательно рапорт куратору напишу, — решил сержант после обдумывания".

Дверь в трактир отворилась, в нее вошел ссутулившийся под грузом накопленных за долгие годы зубрежки человек. Из- под парика у него торчали седые жиденькие волосы, да и сам парик был столь древний, что носить его мог только бедный и неряшливый человек или безумный фанатик, не обращающий внимания на внешний вид.

Лицо сутулого походило на сморщенное печеное яблоко, такое же желтоватое, изъеденное морщинистыми рытвинами, среди которых затерялись серые с блеклыми искорками зелени глаза. Первое что приходило на ум, взглянув на него, что следует держаться подальше от этого типа. Витязи, привыкшие к тяжелым солдатским будням и то бросали на вошедшего недовольные взгляды. Стоило сутулому подойти к столику "волчат", как за стойкой появился услужливый хозяин.

— Сиятельные господа, позвольте представить вам, архивариуса Клода Зизикуса, — улыбка на лице трактирщика вышла какой-то глуповатой. Мол, сам знаю, что человечек дрянной, но лучше ничего найти не смог.

— Архивариуса говоришь? — протянул с сомнением Ярослав.

— Бывшего архивариуса, — тихо добавил трактирщик.

— Если он поможет нам, то я выполню условие нашего договора, но если нет, то не обессудь, уважаемый, — сержант договаривать не стал, лишь развел руками в стороны. — Вы сколькими языками владеете?

Сразу же перешел к главному вопросу командир "волчат" подходя к склонившемуся Клоду едва ли не вплотную. Посмотрев на Климова снизу вверх, Зизикус робко ответил:

— На семи изъясняюсь и пишу, еще на трех могу разговаривать.

— Хорошо, думаю, вы нам подойдете. Сейчас вместе идем к телегам, где вы взглянете на одно письмо. Об остальном поговорим после, — сержант указал архивариусу на дверь, а сам достал из кармана серебряный талер и, не глядя, бросил в сторону трактирщика.

Ладонь хозяина "Серебряной подковы" словно кобра выстрелила вперед: монета скрылась в жилистом кулаке и тут же пропала в одном из кармашков кожаного передника. Сержант развернулся на каблуках и бодрым пружинистым шагом пошел к приоткрытой двери. Следом за командиром потянулись и его подчиненные, при этом, заняв место так, чтобы архивариус оказался между ними. Получилась символическая живая коробочка.

Дверь за молодыми безопасниками закрылась, и хозяин облегченно перевел дух. Ему не нравились вот такие молодые и принципиальные солдаты. Они еще не битые жизнью и не умеют ценить малое, хотят получить от Судьбы всё до последней капли.

Трактирщик оказался как никогда прав, витязи и впрямь старались взять у жесткого мира все его блага, но не для себя – для Отечества.

В детской я пробыл всего ничего – чуть больше часа. Веселый карапуз то и дело пытался ухватить меня за ногу и куда-то отвести, но стоило мне встать, чтобы пойти вместе с ним он хмурился и садился на попу. Мол, негоже настоящему мужчине, пусть и в столь раннем возрасте искать легких путей. В итоге я садился в кресло рядом с царицей, а малыш вновь начинал упорно дергать меня за ногу.

Забавно наблюдать за детьми, такими маленькими и родными кровинками, своей частицей. Глядишь и думаешь: "неужели я был таким же?", не захочешь, а задумаешься над тем, как быстро летит время. Хотя мне то, что о нем думать, недавно минуло четверть века, так чего мандражировать? Ан нет, противные мысли- муравьи настойчиво лезут и лезут до тех пор, пока не пришибешь их тапком- решением.

— Ярославушке пора спать, милый, — нежно сказала Оля, беря царевича на руки.

— И мне пора, итак пару дней даю себе послабление, — погладив ребенка по жиденьким русым волосам я вышел из детской.