Американский историк Даниэль Бурстин, написавший несколько книг о становлении Америки и американского характера, по этому поводу отмечает:
«Условия пустыни, дикой, оторванной от центров науки Старого Света, удаленной от богатейших университетских библиотек, отнюдь не благоприятствовали тому, чтобы пуритане, каждодневно подвергавшиеся тысячам тягот и опасностей во враждебной, нецивилизованной Америке, с жаром предались богословским спорам по теоретическим вопросам.
…Пуритане Нового Света сделали кальвинизм точкой отсчета в своих исканиях, но этим и ограничились. Они немедленно перевели это учение в плоскость практической жизни. Вплоть до середины XVIII века в Новой Англии не было создано ни одного сколь-нибудь значительного произведения в области теоретического богословия.
И вовсе не оттого, что в Новом Свете невозможно было писать книги. Скорее потому, что богословская теория не входила в круг интересов новоявленных американцев. Место богословских трудов заняли… проповеди, комментарии к библейским текстам, собрания знамений…
Период пуританского расцвета не отмечен ни одним важным диспутом, который можно было бы определить как богословский по сути. Разгорались, разумеется, жаркие споры о том, кому надлежит управлять Новой Англией, быть ли губернатором Джону Уинтропу… Есть ли надобность в изменении полномочий или принципа представительства различных классов в руководстве общиной, следует ли принимать петицию Чайлда, обозначать ли в статьях закона наказание за те или иные преступления, принадлежит ли ассистентам право вето, стоит ли усиливать представительство в Генеральной ассамблее…»
Как видите, весьма набожным пуританам, которые взялись отстраивать на пустом месте государственность, причем не просто государственность, а республику, приходилось спешно решать огромную массу практических и не требующих отлагательства вопросов, которые полностью вытеснили на периферию сознания вещи второстепенные, типа определения количества чертей, которые могут поместиться на кончике иглы, – длинный спор, на который массу времени убили средневековые европейские схоласты.
И мне представляется, что по той же самой причине стали прагматиками и древние римляне, которым после свержения Цезаря на освободившемся ровном месте заново и спешно пришлось отстраивать невиданную ими ранее республиканскую государственность, уравновешивая многочисленные интересы сложными политическими механизмами.
Это сильно «овзрослило» римлян и усложнило их мышление, а перманентная политическая деятельность, в которой теперь участвовало все население, необходимость убеждать оппонентов и электорат бурно развили риторику и логику. Именно поэтому римляне так «сложносочиненно» говорили. Вот для примера одно предложение из речи Цицерона о земельном законопроекте для Римской республики, который выдвинул народный трибун Публий Сервилий Рулл:
«Искренно заверяю вас, квириты, что я приступил к чтению и изучению закона с желанием – если найду его пригодным и полезным вам – быть его сторонником и способствовать его проведению, ведь не по велению природы, не по склонности к распрям и не по какой-то застарелой ненависти ведется искони война между консульством и трибунатом, а потому, что бесчестным народным трибунам честные и храбрые консулы очень часто противодействовали, да и народные трибуны своей властью не раз давали отпор произволу консулов».
А вот речь Джона Уинтропа – политического деятеля молодой североамериканской республики, тоже всего одно предложение:
«Если мы заподозрим и на печальном опыте убедимся, что его воззрения таковы, что, будучи высказываемы, станут несовместимы с общим миром, разве не вправе мы, блюдя этот мир, отдалить от себя тех, кто дерзнет встать на его сторону и заронит в души нестойких яд подобных вредоносных соблазнов?»
…Ах, сейчас таких ораторов уже не выпускают! Потому что нынешняя публика с клиповым мышлением за подобными словесными эквилибрами может просто не уследить…
Америка, как я уже говорил, страна с сильной конкурентностью. А в условиях жесткой конкурентной среды непрагматику выжить просто невозможно. Потому что повышенная конкурентность есть не что иное, как отбор на повышенный прагматизм. В обществе более богатом, чем были ранние Соединенные Штаты, более социалистическом, патерналистском или монархическом, где под сенью государя кое-кому не надо каждую минуту бороться за копейку, чтобы выжить, можно позволить себе витать в эмпиреях и пускаться в философствования. А Америка начиналась на голом месте.