Между Сциллой и Харибдой

– Эту, штоль? Тьфу… И как только позарился: у его Софьи то – жоп…па ширше. Не иначе, как по темну дело было.

– А ты Графиню вспомни: у той жоп…пы – ваще нет. И тем не менее – женихались, же!

Мечтательно:

– Да… Будь здесь наша Лизавета – мы б уже за упокой этой лярвы самогон пили и блинами закусывали…

* * *

Скидываем пиджачки: он – парижского пошива, я – одного не менее искусного, но дюже жадного до денег нижегородского еврея и передаём их «секундантам»:

– Ну… ПОНЕСЛАСЬ!!!

Послышались непрошенные советы Маяковскому:

– Слышь, длинный? Ты его там шибко по голове не бей! Вообще умишком «тронется». Вы то уедите, а нам с ним тут – жить-мучиться.

Тем не менее, первый удар был именно по голове и я его пропустил!

Лишь успел чуток присесть и «пудово-поэтический» кулак – не вбил одним махом мне зубы в глотку, а всего лишь попав в лоб – посадил на оппу. На пару, а может больше секунд – «потерялся» как ёжик в тумане, в котором почему-то летали разноцветные искры и слышался весёлый колокольный звон.

Как сквозь вату, слышу:

– Ну всё – разбегайся народ! Счас он напропалую во все стороны палить начнёт…

Правила джентельменского поединка соблюдались – «лежачего не бить» и, подождав когда я приду в себя, Маяковский подошёл и, протянув широкую – как вяленный лещ ладонь, улыбаясь спросил:

– Может, с тебя достаточно? Извинишься принародно перед Лилией Юрьевной и, на этом закончим сей нелепый инцидент.

Встав, воспользовавшись любезно предоставленной им возможностью, я удивлённо:

– Извиниться? За что? За то, что не наставил вам с «Котиком» рога, хотя мог?! Ну, уж нет – продолжим!

Поэт, взбешён презело и буен в неправедном гневе:

– Так, тебе мало?! НА!!!

В этот раз я был наготове и поднырнув под атакующую правую руку, обеими руками схватившись за его плечи и подпрыгнув – нанёс сокрушительный удар головой в подбородок. Лязгнули зубы («как бы язык не откусил!», – запоздало) и, на оппе оказался мой противник.

– А наш то, – послышалось сквозь одобрительный гул, – головой работать могёт!

– Помню, мы с кумом-покойничком – быка-семилетку валили, – в ответ, – так после удара балдой меж рогов – тот точь-точь так же, кума и забодал… Царство ему небесное!

Так же, по-джентельменски, подождав когда Маяковский придёт в себя – подхожу и как можно более приязненно улыбаясь, протягиваю руку:

– Может, с тебя достаточно? Извинишься принародно перед мной – за сей нелепый инцидент с пощёчиной и, разойдёмся бортами – как два парохода посреди Миссисипи.

– Извиниться? После того, как ты…

– Что, «как я»?

Что, интересно, она ему такого наговорила про меня?

Ревёт бычарой, вскакивая:

– ПРОДОЛЖИМ!!!

Избежав бурной всесокрушающей лобовой атаки, я «затанцевал» вокруг Маяковского, при любой возможности контратакуя.

Тот, забеспокоился:

– Дерись честно, недоносок!

– Как только подрасту до твоих габаритов – так сразу, сейф с отходами жизнедеятельности!

Неоднократно видел, как бьются-дерутся хроноаборигенны: никакой техники – всё наскоком, да нахрапом. Очень редко попадается хладнокровный и думающий боец.

Далее, поединок продолжился с переменным успехом и обоюдными телесными повреждениями лёгкой тяжести. На его стороне – рост и вес, на моей – молодость и здоровый образ жизни.

Я пропустил зачётный удар в «фанеру» – отчего она выгнулась как мембрана в обратную сторону и обратно выправилась. Как говорится – «на сердце стало очень тяжело». Он проворонил целую серию молниеносных ударов под дых и в печень, отчего побледнел и стал дышать через раз.

От удара в левое плечо – оно онемело, а рука повисла как плеть… Компенсировал пинком подошвой берца под колено, отчего поэт заметно охромел.

Наконец, когда мы с ним оба окривели – обзаведясь почти одинаковыми бланшами под левыми гляделками, я сказал:

– Тебе не кажется, что если мы продолжим – то примем вид египетских мумий?

– Извинись…, - тяжело, хрипло дышит.

– Шиш…, - я выглядел намного свежее, – мне-то пофиг, а тебе в этом году в Америку ехать.

– …Откуда знаешь?

– «Оттуда»… Будешь дальше быковать – очутишься экспонатом в Нью-Йоркском «Музее естественной истории», а не туристом в отеле «George Washington».

Вижу – и рад бы, да эта «кошма в юбке» – держит его за самое сокровенное:

– Она, не…

– Понимаю. Тогда, предлагаю перевести наш поединок из вульгарного мордобоя в поэтическое состязание. Забьёшь меня рифмой – извинюсь перед Лилией Юрьевной.

Сомневается.

– Тебе важнее ездить или шашечки рисовать?

– Что?

– Тебе надо, чтоб я извинился или просто руками помахать?

Обрадованно-подозрительно:

– Точно извинишься?

На всякий случай, пальцы за спиной «крестиком»:

– Да, чтоб я сдох!

– Условия?

– Каждый день читаем стихи – определённого размера, конечно, которые ещё не публиковались… Не парься – договоримся, об условиях!

Подзадориваю, беря «на слабо»:

– Опять сцышь?

– Согласен!

Он, даже не спросил – что я потребую, в случае выигрыша. По ходу, он меня снова недооценивает. Ну, что ж – один раз ты уже лажанулся, Вован!

– В случае же, если победителем окажусь я…

Взгляд презрительно-снисходительный:

– …Извинюсь, что дал тебе пощёчину.

Усмехаюсь: