Между строк

Ничуть не лучше был в этом отношении известный своей исключительной жестокостью предводитель СС, шеф полиции, начальник всех концлагерей Генрих Гиммлер. Этому подонку пришло в голову организовать первый концлагерь, в Дахау, 20 марта 1933 года. В своих речах к эсэсовцам он до небес превозносил свою жену (которая была старше его на семь лет) как женщину, «которой ноги надо целовать, которая дает силу и освящает мужчину, солдата и слугу рейха», а в свободное от речей время занимался своей любовницей Хедвиг Поттхаст. Он встретил ее в одном из концлагерей и сделал своей секретаршей. Их связь была настолько серьезной, а Гиммлер чувствовал себя так уверенно, что чуть ли не официально вел двойную жизнь. Маргарет Гиммлер, законная жена шефа СС, которой он готов был «ноги целовать», была силой обстоятельств вынуждена смириться с наличием другой, «квазижены» Генриха Гиммлера. Пришлось ей смириться и с наличием Нанетты, дочери Гиммлера от его молодой любовницы. Частым гостем в устроенном Гиммлером «гнездышке» (шикарном доме в баварском Оберзальцберге) для своего «зайчонка», как называл свою любовницу Гиммлер, был, в частности, Мартин Борман (шеф канцелярии НСДАП). Салон резиденции в Оберзальцберге освещали лампы с абажурами, сделанными из человеческой кожи; почетные гости получали в подарок экземпляры «Майн Кампф», тоже оправленные в человеческую кожу. Может, поэтому, а может, из-за исключительно удачного сосуществования двух семей Гиммлеру удалось заинтересовать Адольфа Гитлера идеей о снятии запрета на двоеженство в Германии (это не шутка, а исторический факт). Ведь количество арийцев, рожденных в двух семьях, должно быть, по крайней мере в теории, в два раза больше (это мнение официально и публично высказывал сам Гиммлер). Правда, не добавил, что существенное значение имеет возраст второй жены.

Думаю, на сегодня достаточно. Немцы исповедуются перед Пасхой в грехах. Со всеми самыми интимными подробностями. В этом году была какая-то исключительно отвратительная исповедь…

Привет,

ЯЛ, Франкфурт-на-Майне

Варшава, утро

Януш,

помнишь, несколько дней назад я писала о пани Й., которая узнала о том, что у нее рак груди. Сегодня она позвонила и сообщила, что благодаря счастливой случайности завтра ее прооперируют. Счастливой, потому что сначала говорили, что ей придется ждать операции (которая в ее случае сохранит жизнь) от трех до четырех месяцев. Такова наша жизнь. Но как видишь, всегда есть место счастью в несчастье.

С некоторых пор мне не дает покоя жаргон, который становится все более употребительным в СМИ. Он, должно быть, свидетельствует о шике, раскрепощенности, принадлежности к модной тусовке. Лидируют в этом тележурналистки. Если говорить без обиняков, звучит это так: они могут «дать кому-нибудь в рыло», «вмазать», «навернуться». И еще кое-что, не дающее мне покоя: вместо груди у них — «сиськи». В фривольном настроении они говорят о «сиськах», а когда не время для нежностей — не моргнув глазом заявляют о «буферах». Ну какое мне, казалось бы, до этого дело, если бы не… пани Й., моя подруга К., моя мама, М., которая работает в нашей редакции, и еще сотни, тысячи неизвестных мне женщин, для которых в одно мгновение рухнул мир. У вас рак — услышала каждая из них. У вас рак груди. Поэтому когда я слышу о том, как кто-то гордится своими сиськами, мне хочется спросить: а вы слышали когда-нибудь о раке сисек? Нет? Ну разумеется, вы не слышали, и я даже знаю почему. Потому что это звучит как святотатство. Тогда заканчиваются шик, раскрепощенность и модная тусовка. Шутки заканчиваются, и возникает панический страх. И как написала когда-то моя подруга К., начинается другая, новая жизнь, в которой «левая становится воспоминанием о правой»[54]. Груди. Мы виделись с ней вчера, она в прекрасной форме. С того момента прошло уже шесть лет. Сидя в саду, мы проговорили с ней почти четыре часа. А до этого был восхитительный обед, как всегда у К. Суп из свежих помидоров и телятина с рисом. Торт тоже был, тот, у которого двойное название, — слоеный или наполеон.

С уважением,

М.