Он приехал уставший, слегка раздраженный. Но, как всегда, был учтив и галантен. И как всегда, с цветами. Хотя было видно, что он почти падает от усталости. Но вида, естественно, не показывал. Хотел быть на высоте. Он не спеша снял куртку, оставил в прихожей дорожную сумку, разулся и прошел за мной на кухню. Все те же неизменные джинсы и на этот раз черный свитер. Двухдневная небритость покрывала щеки, грозя вот-вот стать полноценной бородой. Такого я еще не видела, обычно он был гладко выбрит. Я не стала озвучивать свои наблюдения. Мне вообще сейчас меньше всего хотелось говорить, и тем более с ним.
Морозов подошел ко мне, поцеловал в щеку, царапая щетиной, и отдал цветы. Я положила их на стол.
— Что у нас на ужин?
— У нас? Я эти дни была у себя.
— Работы было много?
— Да.
— Я думал, ты меня по-другому встретишь.
— С цветами и оркестром? — Я не смогла скрыть раздражения, обиды, того всепоглощающего неприятного чувства, когда кажется, что несчастнее тебя нет человека и никто не может понять твоих проблем и посочувствовать.
— Что случилось за то время, пока меня не было?
— Я думаю, ты сам все понимаешь.
— Что?! Что я должен понимать?
— Как ты объяснишь это? — Я показала на косметичку.
— Ты с ума сошла! Боже мой, она опять ее оставила.
— Кто «она»?
— Буквально на пару часов заезжала сестра из Варшавы. Она пять лет назад вышла замуж и теперь живет там постоянно, иногда балуя своими визитами. Как правило, не чаще раза в год. Она была в Москве проездом, ехала к друзьям в Ташкент. Там у нее кто-то из однокурсников. Я ей рассказал о тебе, только ей. Мы с ней вместе поехали в аэропорт.
— Ты еще скажи, что на один рейс.
— Рейсы как раз были разные. И ты подумала… Это невероятно.
— Сестра. Понятно. Теперь это так называется. Что ж, ты пополнил свою коллекцию побед. А что дальше? Новая кандидатура есть?
— Перестань, пожалуйста. Мы же взрослые люди…
— Ты заигрался, дорогой. Это жизнь, а не сцена. Почему ты решил, что можешь играть чувствами другого человека? Да, спектакль удался. Браво! Занавес. Бурные аплодисменты, переходящие в овации.
— Ты не веришь мне, а без этого мы не сможем быть вместе, как бы больно это ни было. Ты ведь сама первая об этом сказала и была тысячу раз права. Это расставание будет тяжелым для нас обоих. Для меня — слишком тяжелым. Я постараюсь это как-то пережить, но для меня еще ни одна разлука не была такой страшной. — Его взгляд стал чужим и обжигающе-холодным.
Я встала у окна и закурила. Впервые за три года. Глядя на засыпающий город, я пыталась осмыслить происшедшее. В редких окнах горел свет, все-таки завтра рабочий день, а время позднее. За мелкой сеткой дождя едва различимы были соседние дома и силуэты облетевших деревьев. Ветер с остервенением трепал провода, словно проверял их на прочность. Даже фонари, казалось, светили более тускло, чем обычно. Пейзажик, и без того унылый, выглядел совсем непрезентабельно. Темные клочья туч, гонимые ветром, бежали по ночному небу, не оглядываясь, как арестанты под конвоем, боясь сделать лишний шаг в сторону. Изредка свет фар разрезал темноту, и длинные светлые дорожки бежали по шоссе. В ночном городе, в обычном тихом дворе замерла жизнь. Даже подростки не шумели под окнами, найдя более укромное пристанище. Темнота и тишина, две спутницы, неразлучные и неуютные, но иногда так необходимые.
Морозов курил и смотрел на меня. Наши взгляды пересеклись. Сначала мне это далось тяжело. Но потом я словно на экране увидела себя, его, нас обоих. И поняла, что ревность моя необоснованна, что я зря завела и себя, и его.
— Извини, я была не права.
— Ты не представляешь, что я пережил.
— Со мной тебе предстоят и не такие «американские горки».
— Хорошо, что предупредила. В это время зазвонил телефон.
— Да. Привет. Как добралась? Я? Нормально. Ты забыла косметичку. Конечно. А что еще она могла подумать? Ладно, не переживай. Целую. Пока. Ну вот, позвонила Ольга. Она ужасно расстроилась, что из-за ее рассеянности так получилось.
— Почему-то я тебе верю. — Я действительно верила, что он говорит правду.
— Но пять минут назад ты готова была…
— Иногда хватает нескольких секунд, чтобы понять, что черное, а что белое. Словно что-то сработало внутри, когда я увидела твои глаза. Ты не умеешь врать. Ты можешь произносить какие угодно слова, но глаза тебя выдадут.
Мы еще долго говорили, сидя на кухне.
— Не пугай меня так больше. Хорошо? — Я впервые видела Морозова таким. У меня сжалось сердце, когда я подумала, что вот так, в сердцах, я могла уйти, разрушив все. Разрушив
— Хорошо. Давай объявим Великое Перемирие.
Утро ворвалось в спальню с невероятным трезвоном. Сигналили будильник, мой пейджер и телефон. Мы оба сначала растерялись и, заглушив будильник, потянулись каждый к своему средству связи.
— Ни фига себе денек начинается!
— Что-то не так?
— Поменяли репертуар. Сегодня другой спектакль. Так что я весь день буду в театре.
— Ясно.
— Ты с Игорем Андреевым давно общалась?